Тьма в её глазах - Ани Ре

считываю именно воспоминания убийц и их жертв. Они сопровождаются очень сильными негативными эмоциями, и раньше я в принципе могла видеть только их. Не знаю, с чем это связано, но события, основанные на положительных эмоциях, мне до сих пор считывать намного сложнее. Может быть дело в том, что они не настолько яркие — знаешь, ни один счастливый момент не сохраняется в человеческой памяти лучше, чем те, которые сопровождаются яростью или животным страхом. Для того, чтобы научиться копаться в воспоминаниях так, как я это делаю сейчас, мне пришлось очень долго практиковаться, и такая возможность появилась лишь после открытия врат. Так что полностью овладеть своим даром мне удалось лишь совсем недавно, а до этого я читала лишь негатив.

— Страшно было? Ребёнком видеть такие вещи, — хмуро поинтересовался Рем.

— М, знаешь, не сразу. Отец впервые привёл меня в участок, когда мне было шесть. Может я была слишком мала, чтобы осознать все те картинки, что я видела в своей голове, а может мой мозг неосознанно защищал меня, не давая воспринимать это как нечто реальное, но сначала я не боялась. Как и любому ребёнку, мне очень хотелось угодить папе, сильному, доброму и такому правильному человеку, который наказывал плохих людей и помогал слабым. Ну, на тот момент мне именно так и казалось. Первый нервный срыв случился у меня, когда мне было восемь. Я впервые прочитала воспоминания жертвы насилия и следующие две недели просто выпали из моей памяти. Отец потом сказал, что я долго плакала и кричала, и в итоге затихла. Он отвёз меня к нам домой, и я долго таскалась по комнате с невидящим взглядом, часами сидела на месте, пялясь в одну точку и почти ничего не ела. Он пригласил ко мне одного человека, Горди… он был кем-то вроде семейного доктора, если можно так назвать этого палача. Меня накачали какими-то успокоительными и через две недели я вроде бы оклемалась. Тогда у нас состоялся первый серьёзный разговор с отцом на тему моего дара и будущего, — Ди вздохнула, делая ещё один глоток. — Слушай, давай хоть пиццу закажем. Я есть хочу.

— Я понимаю, конечно, что ты у нас алкоголик со стажем, но закусывать вискарь пиццей — это извращение. Погоди, сейчас сам закажу, — возразил Рем, вытаскивая из кармана телефон и быстро набирая сообщение. — Через пол часика поедим. Продолжай, серьёзный разговор о будущем.

— Ну да. Он сказал, что я не имею права быть слабой. Что мой дар способен вершить правосудие, помогать наказывать тех, кто заслужил это, не давать им убивать вновь. Он сказал, что отказаться от своей силы и поддаться страхам — это самое низкое, что я могу сделать со своей жизнью. И не важно, какую цену мне придётся заплатить, жизни, спасённые мной, стоят любой боли, что мне придётся вытерпеть. Я не знаю, верил ли он в то, что говорил, или всего лишь хотел, чтобы в это верила я, но следующие семь лет я послушно выполняла его заветы. Жила на успокоительных и читала воспоминания жертв, убийц, насильников. В десять лет у меня начались ночные кошмары, и к успокоительным добавилось снотворное. Я смутно представляла себе, как живут нормальные люди — училась на дому, друзей и подруг у меня никогда не было, всё свободное время проводила в участке, стараясь быть рядом в любой момент. Ведь это так важно — помогать людям, спасать их жизни. К тринадцати годам у меня уже была стойкая уверенность, что я живу лишь тогда, когда нужна своему отцу. Когда в участке было тихо и не с кого было считать воспоминания, я готова была лезть на стену. Один раз исцарапала себе запястья, лишь бы избавиться от этого ощущения бесполезности своего существования. Вряд ли я тогда осознавала, что делаю, просто совершенно не контролировала свои эмоции и свою жизнь.

— И когда ты с ним поругалась?

— Первый скандал был, когда мне было пятнадцать, сразу после того, как закрыли шоу про девочку-смерть. Меня преследовали репортёры, таскали по психологическим экспертизам, желая доказать невменяемость, и я впервые поинтересовалась у отца — для чего я это делаю? Ведь это шоу явно не для помощи людям, так зачем он засунул меня туда, выставил напоказ всю мою жизнь, лишая последних спокойных минут? Я ни на секунду не оставалась одна, Рем, чокнутый папарацци умудрился залезть в мою комнату ночью, перепугал меня до полусмерти — моё искушённое воображение быстро дорисовало то, что может сделать мужчина с молоденькой девочкой, и я воткнула ему канцелярский нож в живот. Благо повреждения были лёгкими, он отделался парой швов и нервным тиком, а то бы ещё загремела по малолетке.

— А твоя мать? — тихо спросил Рем.

— Она умерла при родах, у меня даже фотографий от неё не осталось. Понятия не имею, кем она была, чем жила и почему вообще вышла за отца замуж. Он лишь любил говорить, что раз я пришла в этот мир ценой её жизни, то обязана сделать всё, что в моих силах, чтобы искупить свою вину, — невесело рассмеялась Ди, а Рем устало закрыл глаза и покачал головой.

— Спасибо. Теперь причин его ненавидеть достаточно, — мрачно резюмировал он всё, что успел услышать.

— Уже? Тогда оставлю пару историй на потом, будет о чём поговорить на следующей пьянке.

— Договорились.

— Твоя очередь откровенничать, — хитро улыбнулась она.

— Боюсь, что моя жизнь по сравнению с твоей скучна и однообразна. Но спрашивай, если хочешь, — пожал плечами Рем, едва заметно напрягаясь.

— Насчёт матери помню. Отец?

— Не уверен, что даже моя мать была в курсе того, кем он был.

— Ясно, — спокойно ответила Ди. — И что, больше никого родного?

— Вроде есть какая-то бабка, в чьей квартире я был прописан, но ей настолько плевать на меня и на мать, что я не помню, как она выглядит. В целом, из всех близких людей у меня лишь Рами и её дед.

— Где ты работал до того, как я тебя наняла?

— На фабрике…

— Не лги мне, Рем, я пробила твою биографию, и то место работы было фиктивным. Чем ты зарабатывал на жизнь?

— Времени ты не теряла, да? — недовольно нахмурился парень. — Перебивался, где мог. Брал несложные заказы в «Лайме», участвовал в гонках на байке. Ничего криминального, можешь не переживать.

— Кроме того дела в отеле, да?

— Кроме него, — неохотно кивнул Рем. — Я думал, что смогу таким образом решить одну проблему. Но всё вышло из-под контроля, а я убедился, что попытки пойти на сделки