Лампа для джинна - Анастасия Евлахова

– Пойду умоюсь. Запасных щеток там, конечно, нет?

Щеток не оказалось, зато нашлась паста. Вовка прополоскала рот с горошинкой пасты, стерла поехавшие стрелки, рассмотрела чистое, бледное лицо в стареньком, помутневшем от влаги зеркале и решила, что сойдет и так. Красоваться перед Ильей ей почему-то больше не хотелось. Слишком уж много необъяснимого, куда тут еще и с макияжем возиться?

Выходя из ванной, Вовка, наверное, слишком резко распахнула дверь. Створка ударила Федю прямиком в висок, и он согнулся, сжав голову обеими руками.

– Ой, прости, пожалуйста, – запричитала Вовка, бросаясь к Феде. – Сильно?

В том, что это Федя, Вовка не сомневалась. В коридорчике, конечно, было темновато: электричества не зажигали, а солнечный свет из кухни струился какой-то неверный, будто сквозь полиэтилен пропущенный. Но и этого хватало, чтобы разглядеть синие джинсы и синюю же футболку, в которых Федя ехал на поезде.

Но когда он распрямился и отнял, наконец, ладони от лица, Вовка засомневалась в том, что вышла в правильную квартиру. Нет ли в ванной другой двери?

Тот, кого она приняла за Федю, оказался совершенно чужим парнем. Если Федя был худощавым, но при этом высоким, то незнакомец оказался не только до крайности тощим, но и по-детски низкорослым. Лицо у него было взрослое, как и полагается двадцатилетнему парню, но реденькие светлые волосы и бурая кожа начисто лишали его привлекательности. На Федю он был нисколько не похож.

Смотрел незнакомец на Вовку с непонятным обожанием.

– Это ты меня прости, – пробормотал он. – Но ты так долго не выходила…

Брови у Вовки поползли вверх. Мало того что этот гость с ней на «ты», так еще и, похоже, воображает, что может пользоваться чужими удобствами. Да как он сюда попал?

Вовка в недоумении отступила, ожидая, что незнакомец поспешит в туалет – может, в конце концов, ему очень нужно? – но он шагнул вслед за ней и смотрел все с тем же необъяснимым восторгом.

– Мить, ты куда подевался?

Из-за угла выскочила Лёля.

– А, вот ты где. Опять Вовку караулишь? Не надо. Пойдем. Я тебе фасоль открыла. Она вроде еще ничего. Потом нормальный магазин найдем или кафе, хотя я сомневаюсь, что здесь вообще хоть что-то работает. Часы, что ли, спешат, тьма такая…

Воркуя сладким, совершенно незнакомым голосом, Лёля приобняла непонятного Митю за плечи и увлекла за собой на кухню.

Вовка так и стояла, пока Лёля не вернулась.

– Усадила, пусть поест пока, отвлечется.

Она сдула с глаз прядку и привалилась к стене.

– Устала от него, сил нет.

Вовка сглотнула.

– Лёль, а это… Это кто вообще?

Подруга воззрилась на нее с таким изумлением, что Вовке стало почти что стыдно. И в самом деле, пора бы, наверное, привыкнуть к штучкам Джинна – или чьи они там, эти «силы»…

– В смысле, «кто»? Митя.

– Митя, – покорно кивнула Вовка, стараясь не разозлить Лёлю раньше времени. – Я уже поняла. А Митя – это кто?

– Знаешь, мне и одной дурной башки хватает, – прошипела подруга, указывая в сторону кухни. – И шуточки у тебя вообще ни разу не смешные.

Вздернув нос, Лёля ушла к загадочному Мите, а вместо нее из кухни выглянул Илья. Прямо на ходу он расковыривал содержимое красной консервной банки.

– Слушай, это же просто космос, – он потряс банкой. – Почему мне никто не сказал, что тушенка – такой улет?

Вовка сморщилась. Восторгов Ильи она не разделяла, да и пробовать бабушкины запасы ей не хотелось. Сколько лет они тут пролежали? Хотя что уж такого страшного сделается консервам…

– Слушай, – она схватила его за рукав. – Это кто там?

Она кивнула вслед Лёле.

– Где? – глупо ухмыльнулся Илья.

– Там. Парень какой-то. Митя.

– А, Митя. Так это Лёлин брат. А ты чего? Он же за тобой уже вторые сутки хвостом таскается, только сейчас заметила?

Теперь уже Вовка прислонилась к стене и сжала виски пальцами. Федя на этот раз не пропал: он просто видоизменился в уродливого коротышку Митю. Прекрасно, ничего не скажешь! А «хвостом таскается» – это еще что значит? Не потому ли этот странный парень дежурил под дверью ванной, только вовсе не ради ванной, а для того, чтобы поглазеть на Вовку?

– А этот Митя… – она запнулась. – Он с нами ехал?

– Ну ясен пень. – Илья подцепил кусок побольше и принялся жевать. – Увязался за сестрой своей.

– Увязался, – повторила Вовка, выглядывая на кухню.

Митя сидел спиной к свету, неловко устроившись на скрипучем табурете. Ложку он держал как-то неправильно, некрепко, как трехлетний ребенок, и увлеченно возил ею в банке. Острую крышку Лёля, видно, срезала и выкинула.

– Мусор потом надо будет вынести, – заметила Лёля. – Ну, когда поедем.

– А когда поедем? – спросил Митя, увидел Вовку и тут же вскочил.

– Ну чего ты, – всплеснула руками Лёля, и непонятно было, кто ее разочаровал больше: Вовка или Митя.

– Голодная? – засуетился Митя. – Голодная, голодная! Нужно сесть. Есть нужно сидя.

Он схватил ее за руку и потащил к столу. Пальцы у Мити слегка подрагивали, ладони были влажными, и Вовка едва сдержалась, чтобы не вырваться. Взгляд у Мити был странный: восхищенный и – одновременно – отстраненный, как будто Митя все время держал в голове две очень юркие мысли, и давалось ему это с очевидным трудом.

– Ешь! – он придвинул ей свою банку и вручил уже облизанную ложку. – Надо есть.

Вовка не шевельнулась, и Митя придвинул фасоль еще ближе.

– Ешь, ну ешь! – заканючил он.

Вовка изумленно глянула на Лёлю. Та вытащила из ящика чистую ложку и протянула Вовке:

– Кусни немного. Не отстанет.

– Нет, спасибо.

Вовке совершенно не хотелось есть. Голова трещала еще с ночи.

– Ешь! Надо! Ешь! Надо! – принялся скандировать Митя.

Глаза его расширились, губы дрожали, ложка скользила в пальцах. Вовка отпрянула. В теле взрослого парня словно бы застрял ребенок.

– Одну ложку, – толкнула ее Лёля. – Иначе не уймется.

Но Вовка оттолкнула ее руку.

– Не буду я это есть! Что с ним такое?

– С ним? С кем? С кем? С кем? – заныл Митя, оглядываясь. – Почему не ешь? Почему? Почему?

– Я тебя прошу, – с нажимом прошипела Лёля.

Митя всучил Вовке банку с фасолью, но рук не разжимал и толкал все ближе.

Вовка вскочила, банка опрокинулась, фасоль рассыпалась по клеенке, соус закапал на пол. Грохнулся набок табурет. Митя дернулся, выронил ложку и сжал уши руками.