У.е. Откровенный роман... - Эдуард Тополь

– Сколько? – нетерпеливо спросил меня Банников.

– Всего семнадцать счетов. Из них…

– Я не об этом! – снова перебил Банников. – Сколько всего?

– Я же говорю: всего семнадцать счетов…

– Мудак! Ты меня слышишь? Сколько бабок?

Теперь я понял, о чем он. И заодно – что значит работать на частного хозяина. Но проглотить этого «мудака» с первого раза было все-таки не так-то просто, и я молчал, choosing my options,[25]как говорят британцы.

Но Банников, видимо, прочел это на моем лице и сказал:

– Извини, я без обиды. Сколько там денег?

– За два года до смерти Кожлаев перевел на эти счета 334 миллиона долларов.

– Сколько?! – изумился Банников.

Да, видимо, «побратим» Кожлаев все-таки не был до конца откровенен со своим «братаном» Банниковым. И, как оказалось, не зря…

– Но нужно иметь в виду, – поспешил я добавить, глядя, как официант ставит на стол чайничек с чаем и чашку для Банникова, – что часть этих денег, конечно, вернулась в Россию. Все-таки какие-то поставки продуктов, лекарств и оборудования были…

– Все, что было поставлено, я знаю до цента, – отмахнулся Банников и, отвернувшись к стеклянной стене, темно посмотрел наружу.

Там с молодых березок и тополей, высаженных явно для того, чтобы отгородить казино от мусорных ящиков, гаражей и хрущоб обитателей этого района, тихо капали крупные дождевые капли, сияющие под солнцем, словно елочные игрушки. Но Банников вряд ли видел эту красоту, в его мозгу сейчас происходили сложные арифметические подсчеты.

– Кроме того, – сказал я осторожно, – еще какую-то часть он передал или собирался передать Басаеву и Хаттабу.

– Ко…кому-у?! – не поверил своим ушам Банников.

Я изложил ему все, что услышал в Праге от Пачевского, и сообщил о визите Харунова в Вену и в Будапешт.

– Н-да-а… – протянул Банников, стуча пальцами по столу и явно пропустив мимо ушей сообщение об инвалиде Капельникове и испарившейся Рогачевой. – Вот куда шли деньги… А мне он говорил…

Впрочем, что именно говорил Банникову «побратим» Кожлаев, я вряд ли когда-нибудь узнаю – Банников прервал себя и жестом подозвал официанта, распорядился:

– Виски. – И спросил у меня: – Ты будешь?

– Нет, спасибо.

Почти минуту мы сидели молча, Банников ждал свое виски, а я – его выводы. Мне кажется, я примерно представлял, о чем он думал. Если Харунов, даже при всех его чеченских крышах и Хаттабах, не может сунуться в «Бэнк оф Нью-Йорк», то почему бы нам не попробовать – тем паче под крышей ФСБ?

Конечно, всех нюансов отношений Рыжего с Харуновым я не знал, но – большие деньги искусительны, а очень большие деньги искусительны непреодолимо. За большие деньги продают друзей и родину, а за очень большие деньги продают и любимых. Не зря на Западе говорят, что все, что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги, а что нельзя купить за большие деньги, можно купить за очень большие деньги. И это, конечно, относится и мужчинам, и к женщинам, хотя даже те женщины, которые открыто продают свою любовь, куда реже мужчин продают своих любимых…

Допив виски и поставив стакан на стол, Банников сказал:

– Поедешь в Нью-Йорк, узнаешь, сколько там бабок.

Я изумился:

– Я?!

– Конечно, – сказал Банников. – А кто же еще?

– Но я думал: мы напишем представление в ФСБ, направим американцам официальный запрос…

– Нет! – отрезал Банников. – Никакой ФСБ. Сначала я должен знать, сколько там денег.

– Но как я это узнаю? Без запроса ФСБ или хотя бы прокуратуры…

– Это не мое дело! – жестко сказал Банников. – Мы же партнеры – ты забыл? Я даю деньги, а ты работаешь. Вот и работай. А ФСБ и прокуратура – это на крайний случай. Если ты сам не вытянешь…

Вот теперь я понял его с полуслова: вся наша фирма «Возврат» и контракт с ФСБ – туфта или, точнее, прикрытие.

Мы будем искать деньги Кожлаева (точнее, я их буду искать один), а если на каком-нибудь этапе нас возьмут за то самое место, за которое наши прокуратура и правительство так любят брать своих граждан, когда чуют под этим местом запах серьезных денег, не обеспеченных высокой крышей, – то какие к нам претензии? Мы же работаем на родину, вот наш контракт с ФСБ!..

– Партнеры? – сказал я, тут же ловя его на слове. – Партнеры – это хорошо. Но тогда давай договариваться на берегу. Если мы найдем эти деньги и мальчик окажется сыном Кожлаева…

– Твои пятьдесят процентов, – тут же сказал Банников, и от этих слов у меня разом похолодело внутри. Но не от суммы, которая могла светить мне за этими процентами, а от ясного понимания того, что задумал Банников.

Однако я не подал вида, а как бы разочарованно и даже со вздохом развел руками:

– Спасибо, но… Ты забыл Полину… Без нее мы не получим ни цента.

– Да, действительно, – легко сказал он. – Полина… Ну что ж… дадим ей пятнадцать процентов. Или десять, хватит с нее. Как думаешь?

Я подумал, что если я найду миллионы Кожлаева, то Полину этот Рыжий, конечно, оставит в живых: она ему будет нужна как мать наследника. А вот меня…

Меня он уберет сразу, как только откроются банковские сейфы.

В стеклянно-алюминиевых стенах 110 этажных «близнецов» Всемирного торгового центра горело солнце и отражались Гудзон с плывущими в его мареве баржами и прогулочными яхтами, прибрежный массив новеньких двадцати– и тридцатиэтажных жилых домов возле Бэттери-парка, навесные галереи перехода через хайвей от этого роскошного микрорайона к «близнецам» и разноцветный нескончаемый поток авто, лимузинов и двухэтажных туристических автобусов, летящих по этому хайвею со всего Манхэттена к жерлу Бэттери-танэл – гигантскому туннелю под Гудзоном, соединяющему северную часть Нью-Йорка с Бруклином. Таксишные гудки, рев сирен, шум моторов, треск мотоциклов и гудки парома, уходящего по Гудзону к статуе Свободы, резонировали от ажурных стен «близнецов» и шестидесятиэтажных «карликовых» небоскребов вокруг ВТЦ и наполняли воздух постоянным, как звук самолета, гулом. В этом гуле тонули и клекот чаек, бомжующих на берегу, и голоса уличных торговцев, продающих с лотков хот-доги, засахаренные орехи, фрукты, кока-колу и прочую снедь, и даже шум вертолетов, опускающихся на вертолетную стоянку у берега.

А неподалеку от ВТЦ, в полутора минутах ходьбы от него, на углу Бродвея и Уолл-стрит, то есть в самом что ни есть чреве этой финансовой мекки мира – ну, центрее просто некуда, обратите внимание на адрес: One Wall Street, не цифрой обозначен номер дома, а словом! – стоит сорокаэтажный монолит «Бэнк оф Нью-Йорк».