Одержимый сводный брат - Ирина Ирсс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И хоть наш столичный друг обычно не пьёт, так же подхватывает инициативу, подталкивая пустой стакан в сторону Римчука. Последнее никак не комментирую, к тому же, я бы всё-таки предпочёл, чтобы они свалили. И, да, я продолжил бы надираться в одиночестве. Нахрен не сдались их комментарии. Вообще о Лине говорить не хочу. Как и думать пока. Хватит, на это и так ушло часов тридцать, что искали её с отцом по всему городу. Телефон выключен, что, конечно же, удивительно, не он же валяется на столе в столовой, где она его забыла. Просмотреть его не удалось, был запаролен, а потом и вовсе стал заблокирован.
Ну хоть это дало нам понять, что она жива, а просто не хочет иметь ничего общего с нашей семьёй.
Батя…
Ух, похоже, ему это осознание далось ещё сложнее, чем мне. Часа два пытался выудить из меня, что между нами творится, пока я, наконец, не принял решение свалить из дома. И сразу сюда — последние дни клуб всё равно не работает. Пока не решим, что делать с Удавом, никаких посетителей. Собственно, Ковальчук именно поэтому прилетел из столицы. Это общее детище, и если уж решили выкинуть с поля одного игрока, делать это нужно тоже вместе. По крайней мере, хотя бы обговорить сумму, которую готовы отстегнуть Удаву. Когда из дела выходил Рогозин мы выкупили у него только сам клуб, так как он принадлежал когда-то его родителям. Собственно, что он внёс, то и забрал по итогу. Но Удав это не Яр, который просто хотел отделаться от этого злосчастного места, в котором винил все беды его семьи. С ним определённо этот номер не пройдёт.
Никто из нас ничего не говорит, каждый остаётся в своих мыслях, при том почему-то продолжаем слушать это нытьё.
— Предлагаю, отдать Удаву сорок процентов, — выдвигаю я, раз уж в голове кручу этот вопрос. — Но при этом взять с него документ о неразглашении.
На меня уставляются сразу два неверующих взгляда.
— Яр не взял свою долю, она всё равно не наша, — аргументирую предложение, и нет, для такого я точно не пьян, эта мысль сидит у меня уже какой день.
— Ты предлагаешь купить его молчание, — летит в меня осуждение Рима.
Да, именно это я и предлагаю, так как точно знаю, какая эта п*дла падкая на деньги.
— У тебя есть предложение лучше? — начинаю агрессировать, приподнимаясь и садясь, чтобы никто не воспринимал слова за пьяный бред. — Так давай, удиви нас своим умом. А то блещешь им только тогда, когда тебя вообще не просят об этом.
— Зарываешься, Кай, — спокойно кидает Серёга.
— Да похрену, — откидываюсь на спинку дивана. — Мы же все понимаем, что так или иначе пора с этим закругляться.
— А ты решил потопить сразу свою жизнь по всем фронтам, я смотрю, — абсолютно серьезно резюмирует Римчук куда-то в пустоту.
— Вот видишь, опять умничаешь, хотя твое мнение вот нафиг никуда не упёрлось.
— Завязывайте, я не для того сюда припёрся, чтобы смотреть, как вы грызётесь, — вклинивается Ковальчук. — Но я согласен с Каем, прикрыть ненадолго клуб всё равно придётся. Пусть Макс думает, что мы завязали, а сами пока тут небольшой ребрендинг проведём. Клуб и без боёв теперь приносит хорошие деньги.
И это он не лукавит, город не маленький, а так как в наш клуб попасть довольно таки сложно, это вызывает некий ажиотаж у горожан, желающих просто заглянуть и узнать, что же здесь такого эксклюзивного. Слухи слухами, но подтверждений ни у кого нет. Сюда с телефонами просто залётных не пускают. И это, кстати, идея Ковальчука. Да в принципе изначально собственный ринг — идея его. Поэтому без него решение бы мы точно принять не смогли. Единственное, что до сих пор в голове не укладывается, как так получилось, что Удав стал такой гн*дой. Когда мы всё это начинали он был нашим другом, и только потом мы поняли, кого взяли в долю, когда ему собственные, а не родительские бабки начали давить на мозги. Ну или наркота, на которую подсел сам, ещё и младшего брата Рогозина подсадил. А нам, идиотом, следовало ещё тогда с ним попрощаться, но те деньги, что приносили бои, которые устраивал именно он… В общем, никто не захотел терять золотую жилу. Потом первая подстава, затем вторая, о которой знал только я, но так был занят своей собственной драмой, что даже не хотел ввязываться ни в какие проблемы.
И — вот он итог.
Разве мы можем винить кого-то, кроме себя?
— Ему не бабки надо выплачивать, а больничную койку оформлять, — никак не хочет соглашаться Рим, а мне становится смешно.
Где же его «тебе не нужны проблемы?» Как я могу ему этого не припомнить?
— Разве не ты предлагал его тогда отпустить, умник хренов?
Здоровяк злится, а я — нарываюсь. Ещё и вызывающей улыбкой припечатываю, чтоб наверняка вывести его из себя.
— Кай, бл*дь, — взрывается Серый, в тот момент как Рим вообще не ведётся.
— Вот иди ты нахрен, Кайманов! — заявляет непоколебимо. — Хочешь подраться, ринг — там. Собирай народ и хоть всю ночь пар выпускай! А на меня нехрен срываться, сам просрал её. И это я еще ничего не говорю, что ты почему-то забыл с нами поделиться своими догадками о подставном бое.
Я не комментирую девяносто процентов его речи, нет смысла, но пыл усмиряю, понимая, что мне и правда не мешало бы подраться на ринге. Проблема в том, что лавочка прикрыта, вот и приходится уходить в алкоголь, который обычно обхожу за несколько километров.
— Это были догадки, — отзываюсь лишь коротко.
— Да пофиг, — фыркает Рим. — Всё равно надо было сказать, сейчас бы вообще никаких проблем не знали.
— Согласен, — поддерживает его Ковальчук, и оба теперь смотрят на меня так, будто вся вина лежит на мне.
Офигенно, мля. Не сдерживаюсь и смеюсь.
— Есть у кого ещё какие косяки? — насмешливо интересуюсь, кривя губами. — Можете на меня их тоже повесить. Не стесняйтесь, я сегодня само очарование, готов ответить за всех.
Молчание, все смотрят в разные стороны, все на взводе. Я глушу вискарь.
— Ладно, мы все перегибаем, — снисходит Римчук.
Срёга с ним не согласен.
— Я вообще не приделах, это вы не можете доглядеть за одним клубом вдвоём, когда я справляюсь один с двумя.
Мы снова все молчим. А что тут сказать? Тут у