Таран - Леонид Влодавец

Даша начала пересказывать. Жора и Костыль напряженно слушали. Долгое время ничего нового по сравнению с тем, что Даша говорила на складе, в ее речи не появлялось. Братки напряженно ждали того маленького дополнения, которое они заказали. И дождались:

— …Когда они высадили меня из машины и я полезла прятаться в домик, Седой сказал Миките: «Теперь Жора Калмык почешется…»

— Ты это точно помнишь, девочка? — перебил ее смотрящий, который до этого только слушал.

— Конечно.

— А больше Седой ничего не говорил?

— Нет, они сразу же уехали в другой двор. А я стала ждать, когда Таран подойдет…

— Скажи, а тебе эту фразу случайно не Жора подсказал?

— Нет-нет, что вы! — воскликнула Даша.

— Ну, хорошо, продолжай…

Потом Даша рассказала о том, как они с Тараном расправились с лже-Крыловым и убежали к ней на квартиру. Далее последовал рассказ про ночной приезд Седого и поездку на свалку. Наконец Даша приступила к повествованию о том, как их допрашивал Жора.

— Стоп! — неожиданно перебил ее смотрящий. — Вот об этом ты мне расскажешь не здесь.

Послышался шум отодвигаемых стульев, глухие звуки шагов, и больше ничего на кассету не записалось.

Жора выключил диктофон. Костыль мрачно хмыкнул:

— Потрахаться дедуля захотел, что ли?

— Не шути, братуха, не время… — проворчал Калмык. — Он просто все понял. Она сейчас там, у него на хате, расскажет все от и до. То, что про Седого и его слова мы ей подсказали, — он уже допер.

— Ну, и что будем делать? Ждать до субботы, как ты предлагал?. Или сейчас слиняем?

— Что-то ты слабый стал какой-то, кореш. Тебе так не кажется? Минут двадцать назад насчет ва-банка заикался, а теперь — линять?

— Ты ж сам сказал, что не хочешь насчет этого слышать. Ну и как это понимать? Едем в «Маргариту», а оттуда в похоронное бюро? Гробы и венки для самих себя заказывать? Я лично могу еще пятьдесят лет с этими покупками обождать или сорок хотя бы… Да и ты, по-моему, еще не объявлял, что на тот свет торопишься.

— Я сказал, чтоб ты забыл про ва-банк, потому что ты, когда предлагал это дело, ни фига не понимал, что предлагаешь. Потому что ты только одно знаешь: если мы замочим смотрящего — попадем на войну со всеми. Но это только полдела, секи фишку! Даже четверть, если хочешь. Нам товар обрубят по всем линиям, банки отрежут, московские связи обломают. А уж мочить будут тогда, когда мы без порток ходить будем и у Васи Самолета на «Тайваньке» с кепками за подаянием усядемся. «И кто-то камень положил в его протянутую руку…» Дальше не помню.

— Ну, тем более, значит, линять нужно! — произнес Костыль, не понимая, куда клонит Жора.

— Куда линять, родной? Главное, с чем? С чемоданом баксов под мышкой?! Все дело бросать здесь? Не больно жирно получится?!

— А ждать, пока попишут, лучше? Или ты что-то в заначке держишь?

— Не стану скрывать — держу. Хотя еще и не знаю, что из всего этого может получиться.

— Когда так, может, лучше все-таки ноги сделать? Я лучше буду в лаптях по земле бегать, чем лежать под землей в ореховом гробу и белых тапочках.

— Нет, ноги — это последний вариант. А пока я хочу опробовать тот, который еще неизвестен. В конце концов, будет ясно — есть облом или нет.

И Жора, вытащив сотовый, стал нажимать на кнопочки: 45-67-23.

Когда Даша очутилась в салоне «Волги», телохранитель смотрящего почти сразу же надел ей на глаза черные, абсолютно непрозрачные очки.

— Не вздумай снять! — предупредил он.

Смотрящий сказал добрее:

— Слушайся, девочка. Когда мы не мешаем людям видеть дорогу, это значит, что домой они не вернутся… А у тебя есть шанс.

— Я буду слушаться… — сказала Даша.

— Молодец, это мне нравится. Меня надо называть дядя Вова. Запомнила?

— Да, дядя Вова.

— Умница. Теперь, пока едем, хорошенько подумай, насколько точно ты мне все рассказала. Не добавила ли чего-то лишнего, в частности. А потом, когда приедешь, — расскажешь. Сейчас ничего не говори.

Конечно, Даша хорошо подумала, пока ехали. Она уже прекрасно понимала, что «дядя Вова» намекает на ту фразу, якобы прозвучавшую из уст Седого, которую включила в свое повествование по указке Калмыка. Но сознаться во лжи было страшно. Даша отлично знала, что этот «дядя Вова» куда более крупная фигура, чем Седой или Жора. И то, что Жора его боится почти так же, как она сама — Жору, от нее не укрылось. То есть если она расскажет всю правду, то Жоре будет плохо. И скорее всего так плохо, что отомстить за предательство он ей не сумеет. Однако ведь она только что убеждала «дядю Вову» в том, что действительно слышала, как Седой произнес фразу насчет «Жора Калмык почешется». А если она изменит свои «показания», этот «дядя Вова» вполне может спросить: «Так когда ты врала, сейчас или тогда?» После чего ее, может быть, станут мучить. Избивать, жечь, делать еще что-нибудь ужасное с ее нежным и красивым телом, добиваясь того, чтоб она наконец сказала, как же все было на самом деле. Впрочем, кто даст гарантию, что ее не будут пытать, если она настоит на своем?

Ехали довольно долго, и Даша несколько раз меняла намерения. То ей казалось, что лучше еще раз подтвердить уже сказанное, то думалось, будто лучше правду сказать. Потом наоборот и так далее. Конечно, свалить вину на Седого было проще простого. Она не знала, что с ним сделал Костыль, но догадывалась, что в живых его не оставили. То есть он ничего в свое оправдание сказать не может. Панкрат, Пятак и Микита, которые были тогда в красной «девятке», тоже не опровергнут ее лжи.

Но «дядя Вова», наверное, не напирал бы так сильно, если б не знал, что она врет. Или если не знал, то подозревал. А может, ему просто нужно, чтоб Жора оказался под ударом? Но он же не прокурор, ему письменных показаний от нее не требуется, и в суде она выступать не будет. Какой там суд у бандитов? Если б «дядя Вова» уже определил для себя, что Жора лишний на этом свете, то Калмыка замочили бы и без Дашиных «показаний». Значит, он действительно правды добивается. Хочет точно знать, кто кому подставу строит.

Куда они в конце концов приехали, Даша так и не поняла. «Волга» заехала в подземный гараж, где было темно. Очки сняли, но вместо них надели на голову мешок из темной ткани. Если до этого она хоть краешками глаз свет видела, то теперь и вовсе в полной тьме оказалась. Ее взяли под руки и повели куда-то по лестницам и коридорам. Несколько раз сворачивали, но сколько раз и в какой последовательности, куда — не запомнила.

Мешок сняли только тогда, когда привели ее в какую-то комнатушку без окон. Даша как посмотрела — сердце в пятки ушло. Испугалась — на камеру пыток похоже, по крайней мере, такую, как в боевиках показывают.