Я иду искать - Макс Фрай

Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Потому что надо знать нашего Нумминориха, чтобы понять, до какой степени абсурдно звучали в его устах рассуждения об отсутствии смысла в условиях затяжной агонии. Ясно, что бедняга спятил. Запаха безумия я по-прежнему не различаю и вряд ли когда-нибудь научусь, но в данном случае для постановки диагноза вполне достаточно послушать, что он говорит. Одна надежда, что на свежем воздухе, вдалеке от утративших магию улиц, это помрачение пройдёт. Ну или знахарские кристаллы нам в помощь. Да и мои Смертные Шары никто не отменял, хотя я бы дорого дал, чтобы избежать такой крайности.

Ладно, потом разберёмся. Для начала надо его отсюда увести.

— Попросить-то можно, — наконец сказал я. — Но уйдём мы отсюда вместе. Помочь тебе подняться?

— Да я и сам могу. Просто не вижу в этом особого смысла, — флегматично ответил он. — Но если тебе надо, пошли.

Да что ж это такое. Опять ему смысл подавай.

Ладно, по крайней мере, заставлять его не пришлось. И поднялся он без видимых усилий. Только ногу, похоже, отсидел. Но это уж точно дело поправимое.

— Как вы? — с порога спросила Кекки. И сама же ответила, увидев, что Нумминорих уже встал: — Ага, гораздо лучше. Молодец я, что не стала его слушать и сразу побежала за тобой.

— Ну и зачем было суетиться? — зевнул Нумминорих. — Куда-то бегать, кого-то звать…

Дурдом.

— Всё, — решительно сказал я. — На этом подвале свет клином не сошёлся. Мир велик, глядишь, найдётся для нас ещё какой-нибудь приют. Пошли.

Нумминорих скривился, как от зубной боли, но покорно направился к лестнице.

По улице Мрачных Дверей я буквально тащил его волоком — скорей, скорей! Нумминорих не выказывал особого энтузиазма, но безропотно следовал за мной, видимо, рассудив, что ускорить шаг проще, чем препираться.

Кекки, заранее уверенная, что теперь, когда мы вытащили Нумминориха из подвала, всё худшее осталось позади, шла рядом практически вприпрыжку и сияла как дополнительное весеннее солнце. Которое, честно говоря, нам сейчас совсем не помешало бы. Всё-таки очень холодная в этом году выдалась весна.

До улицы Большеголовых Псов мы добирались самое большее две минуты, но мне конечно показалось, вечность. Не стану врать, будто так страшно мне не было никогда — было. Раза три, наверное. За всю мою жизнь. Хотя теоретически я прекрасно понимал, что если Нумминорих не придёт в себя вот прямо сейчас, это не конец света. На самый худой случай, у нас есть леди Сотофа, она вообще всё может, что ей какие-то потухшие глаза и отсутствие смысла, плюнуть и растереть.

Однако понимание совершенно не отменяло страха. Вечно у меня так.

Но по свидетельству Кекки, я тогда отлично держался. По крайней мере, выглядел не перепуганным, а сердитым, таким типичным мелким начальником, с которым лучше не связываться и не лезть с вопросами, куда мы идём и что будем там делать. Оно к лучшему, вряд ли я в тот момент был способен сказать хоть что-нибудь связное.

Когда мы свернули наконец на узкую улицу, вымощенную крупными красноватыми камнями, где на васильково-синей стене углового дома болталась наполовину открученная ветхая табличка «Улица Большеголовых Псов», меня уже тошнило от ужаса. На Нумминориха я боялся смотреть.

— У вас всё в порядке? — встревожено спросил пожилой полицейский, расхаживавший по улице со старомодной курительной трубкой, похожей на Кофину, и вероятно развлекавшийся до нашего появления Безмолвными разговорами или каким-нибудь другим мелким колдовством, согласно инструкции, выданной патрульным.

— Ну, более-менее, — неуверенно сказала Кекки. — Ой! Что с тобой?

Вопрос был обращён к Нумминориху, который вдруг всей тяжестью повис у меня на руке и осел на мостовую, увлекая меня за собой.

— Что это вообще было? — беспомощно спросил он.

Никогда в жизни не думал, что способен так обрадоваться, услышав дрожащий голос Нумминориха Куты и увидев панику в его глазах. Очень уж это было похоже на чудесное воскрешение. Как будто натурально из могилы вылез, расшвыривая надгробные памятники. А паника — подумаешь, обычное дело для того, кто только что обнаружил себя погребённым заживо. Я последний, кто его за это упрекнёт.

— Спасибо, — сказал я пожилому полицейскому, который протянул нам с Нумминорихом руки и помог встать. — Теперь точно всё отлично.

Он озадаченно покачал головой и выпустил изо рта облако табачного дыма в форме двухголового дракона. Самый простой фокус на свете, первая ступень Чёрной Магии, не о чем говорить. Но знали бы вы, каким восторженным взглядом мы все его проводили.

* * *

— Тебе там удобно? — спросил сэр Кофа.

— Не очень, — признался Нумминорих. — Но я, если не возражаете, ещё какое-то время тут посижу. Мне так спокойнее.

Он сидел на потолке Зала Общей Работы. То есть, с нашей точки зрения, свисал оттуда вниз головой, как одушевлённый сталактит. Но несмотря на столь непростое положение в пространстве, довольно бодро жевал Длинное Зелёное Гугландское Проклятие — таково официальное наименование блюда, доставленного по его просьбе аж из «Душистых Хрестиков». Проклятие представляло собой почти метровый батон из зелёной травяной муки, внутри которого со всеми удобствами разместилась такая же зелёная от пряных трав колбаса, щедро сдобренная ярко-изумрудным мягким сыром. Выглядит совершенно душераздирающе, но на самом деле, довольно вкусно. Простая, надёжная крестьянская еда, как, впрочем, всё, что готовят в «Душистых Хрестиках». Если хотите быстро и недорого восстановить утраченное душевное равновесие, вам — туда[24].

— Просто пока я здесь сижу, у меня нет ни единой возможности усомниться, что я опять умею колдовать, — объяснил Кофе Нумминорих.

— Вот именно, — подтвердила леди Кекки Туотли.

Она, впрочем, не сидела на потолке. Но подозреваю только потому, что не удосужилась этому научиться. Кекки — девушка практичная, не из тех, кто тратит время на всякую ерунду. Ну, то есть, так было до сегодняшнего дня. Сейчас она, похоже, сожалела, что оказалась недостаточно легкомысленной, чтобы освоить фокус с потолком, и теперь была вынуждена просто парить в полуметре над своим креслом. Не бог весть что, а всё-таки магия. Тридцать четвёртая, если не ошибаюсь, ступень. Или сорок третья? Вечно я в них путаюсь.

И это они оба уже более-менее успокоились. А пока я вёз этих красавцев в Дом у Моста в позаимствованном у полицейского патруля амобилере, они вели себя как особо одарённые воспитанники младшей группы детского сада для будущих Великих Магистров. Всю дорогу метали взглядами разноцветные молнии, попеременно лиловели лицами, плевались цветочными букетами и истерически превращали содержимое своих и моих карманов в зеркальные шары и крылатых рыб. Хорошо хоть меня самого в какую-нибудь гигантскую жабу радужного окраса не превратили на радостях. Но к тому явно шло. Счастье, что я так быстро езжу.