Призраки в горах - Тимур Свиридов

– Смотрите, перед нами главная цель, – сказал Энвер-паша, когда они расположились скрытно среди камней и мелкого кустарника на вершине господствующей высоты.

Советская пограничная застава – с вершины по прямой метров восемьсот – была как на ладони.

– Первая цель – антенна, – сказал Башир-хан.

– Радиостанция, – уточнил Энвер-паша. – Вывести ее надо сразу.

На господствующей высоте решили разместить безоткатное орудие и три гранатомета. На фланговых высотах – группы прикрытия, а на острове – крупнокалиберный пулемет и миномет. Поближе к границе начали стягиваться и располагаться в ущельях формирования Башир-хана.

Определили день налета. Выбор пал на счастливое число по восточному календарю – четыре семерки, к тому же среду.

Перед решающим днем на господствующей высоте снова побывали Башир-хан с иностранцами. Долго наблюдали за советской заставой. Никаких видимых изменений, приготовлений не обнаружили – пограничники жили своей размеренной жизнью. В бинокли было видно, как на плацу маршировали молодые солдаты, а около дома начальника заставы в тени виноградника молодая грудастая женщина стирала белье, у ее ног играл пятилетний малыш.

– Какая женщина! – сказал француз и спросил у Башир-хана: – Служанка начальника?

– Жена, – ответил Башир-хан. – Русские служанок не держат.

– Хорошая женщина!

Все трое почмокали губами.

В тот же день на вершину приползли главари отрядов. Хмурый и вечно насупленный Ашур Мамад, бородатый, кряжистый Юсуп-бай, скуластый, со шрамом на левой щеке – след поножовщины в молодости – Музафар-шах и жаждущий славы и богатств, бывший офицер королевской гвардии Рахманкул-бек, внук знаменитого басмаческого курбаши Ибрагим-бека.

– Перед тобой земля подвигов твоего деда, – не замедлил ему сказать Башир-хан и напомнил, чтобы слышали и другие, о том, что полвека назад одно имя бесстрашного Ибрагим-бека наводило ужас на богоотступников.

Рахманкул-бек и сам великолепно знал, что его дед почти пятнадцать лет боролся с Советами, что сам бухарский эмир Сейид Алим-хан, бежавший в Афганистан еще в двадцатых годах, указом назначил Ибрагим-бека «своим наместником и главою всех басмаческих отрядов». Рахманкул-бек знал и бесславный конец наместника эмира: в 1931 году, преданный близкими нукерами, он попал вместе с секретарем Рахмат Али и курбаши Саибом в руки ненавистным Советам, был осужден и расстрелян.

– Мои джигиты пойдут первыми, – сказал Рахманкул-бек, когда Башир-хан закончил детальное распределение заданий по отрядам. Башир-хан не возражал.

А вечером накануне выступления произошел случай, который чуть было не сорвал всю операцию. Молодой хазариец по имени Азиз, из числа тех, кого насильно мобилизовали в муджахеддины в эмигрантских поселениях под Пешаваром, попытался было оповестить советских пограничников о налете. Азиз уговаривал и других джигитов. Но с ним никто не отважился пойти. Тогда он сам бросился в реку, стремясь переправиться на советский берег.

За ним вдогонку бросились трое головорезов из отряда Рахманкул-бека. Уплыть далеко тот не успел. Они вплавь догнали Азиза и, заткнув рот кляпом, выволокли на берег, бросили поперек седла, как овцу, и на полном скаку увезли за гору, где в узкой долине готовились к вылазке отряды.

Вскоре беглец, мокрый, с кляпом во рту, со связанными руками и ногами, стоял на коленях перед строем хмурых боевиков. Башир-хан с трудом сдерживал негодование. Он понимал, что ему негоже при людях выдавать свои чувства. Не взглянув на несчастного, Башир-хан одним жестом руки – коротко взмахнул на уровне плеча, как бы отсекая голову, – решил его судьбу. Сам, не оглядываясь, в сопровождении Энвер-паши направился к штабной юрте.

Француз остался и, перезарядив киноаппарат, запечатлел на пленку редкие кадры «народного суда над изменником». Особо зафиксировал на пленку и обезглавленное тело, и голову, брошенную в пыль дороги… Ближе к ночи неожиданно подул ветер, нагнал тучи и пошел дождь. Можно было подумать, что сама природа оплакала казненного хазарийца.

Испортившаяся погода радовала Башир-хана. Это был хороший знак! Ветер и дождь подняли настроение, придали уверенность.

Темной ненастной осенней ночью на берег широкой реки вышли передовые группы. Первыми вплавь на подручных средствах отправились головорезы отряда Рахманкул-бека. Многие из них проходили шестимесячные курсы в специальных лагерях в Пакистане, где американские, английские и пакистанские инструкторы обучали их по той же программе, по которой готовились в свое время «зеленые береты» – диверсионные подразделения для ведения войны во Вьетнаме.

Вслед за ними на плотах и надувных лодках без единого звука поплыли отряды Музафар-шаха и Юсуп-бая. Атаковать заставу намеревались с двух сторон – выше и ниже по течению, используя изгиб реки. На нейтральный остров высадились джигиты Ашур Мамада и быстро установили крупнокалиберный пулемет и миномет. Темнота, ветер и дождь помогали бесшумно переправляться и маневрировать.

Башир-хан с иностранными инструкторами разместился на взгорье неподалеку от реки. Вооружившись современной оптикой с приборами ночного видения, они отсюда наблюдали за действиями боевиков. Хорошо было видно, как они высаживались и сноровисто карабкались по камням на берег. Башир-хан перенес взгляд на заставу и ничего подозрительного не заметил. Было видно, как протопал очередной наряд, как погасли огни в доме начальника, а в окнах радиостанции все еще горел свет. «А может быть, действительно Аллах предпослал нам удачу!» – подумал Башир-хан и остановился взглядом на мрачном ущелье, вход в которое закрывала застава. Узкий каменный коридор притягивал его воспаленное воображение, рождая самые несбыточные мечты: может быть, стоит рискнуть, может быть, это тот шанс, который больше никогда не повторится?

– Пора слать информацию, – сказал Энвер-паша.

– Пора, – поддержал его Легран.

Башир-хан включил портативную рацию и, вызвав походную радиостанцию, повелел:

– Пешавар! Срочно! Условный сигнал!

Радист тут же передал в Пешавар условную фразу, которую там с нетерпением ждали: «Среда приносит удачу!». Дальше по радиоцепочке пошел заранее подготовленный текст в штабы секретных служб. Где-то за тридевять земель стали самодовольно потирать руки, считать дивиденты, смаковать удачу…

А на советском берегу вдруг загремели выстрелы.

Автоматная очередь вспорола глухую дождливую ночь. В небо взметнулись, прочертив огненный след, одна за другой тревожные ракеты. Расчетам на дерзость и внезапность не суждено было сбыться…

Первая десятка, переправившаяся вплавь на берег, в темноте не смогла правильно сориентироваться. Джигиты преждевременно пошли в полный рост, рассчитывая как можно скорее преодолеть расстояние до пограничного наряда, и неожиданно напоролись на «секрет». В» секрете» находился молодой воин. Он не поверил своим глазам, когда увидел быстро перебегающие силуэты людей. Хотел было крикнуть: «Стой! Ни с места!» и пойти на задержание нарушителя, но с тревогой увидел, что силуэтов-то много! Насчитал пятнадцать теней и, больше не размышляя, вскинул автомат. Дал длинную очередь. Силуэты бросились в стороны, послышались стоны раненых. Нарушители, поняв, что они обнаружены, открыли шквальный ответный огонь.