Бенкендорф - Дмитрий Олейников

Любопытно наблюдение, сделанное М. Л. Магницким, бывшим короткое время воронежским вице-губернатором. Он сообщал Аракчееву в одном из писем, что «крестьяне Нижнедевицкого уезда не хотели верить, чтобы приехавший к ним чиновник (Бенкендорф. — Д. О.) был генерал, и говорили, что он великий князь, присланный под именем генерала, потому что ни на кого не кричит, а говорит ласково и с народом обходится дружески» (пометка Аракчеева: «Государь изволил читать 11 мая 1817 года»)80.

Более сложным оказалось ещё одно дело, порученное Бенкендорфу лично императором Александром, — дело помещика Г. А. Сенявина. Этот отставной флотский офицер, приходившийся родным дядей М. С. Воронцову, обвинялся в убийстве двух своих крепостных, а также в целом ряде интриг и подкупов, способствовавших закрытию дела об этом убийстве на губернском уровне81. Во Францию, к Воронцову, было отправлено письмо Бенкендорфа с подробным описанием нового расследования82. Флигель-адъютант решил на месте ознакомиться со всеми подробностями. Прибыв в сопровождении местного предводителя дворянства и двух дворян-соседей в Конь-Колодезь — одно из сёл, принадлежавших Сенявину, — он выяснил, что местные крестьяне жалуются на притеснения со стороны помещика, на жестокость при наказаниях, приведшую к смерти двух человек. Сенявин, в свою очередь, обвинял крестьян в бунте. Его сестра, живущая в Петербурге тетушка Воронцова Мария Нарышкина, уверяла брата, что Бенкендорф «свой» и приедет как «защитник» его интересов.

Однако Александр Христофорович мог обещать лишь полную объективность. Ему пришлось вникать во все подробности дела: опрашивать сотни крестьян и дворовых Сенявина, местное духовенство и даже провести вскрытие могил убитых крестьян (оказалось, их похоронили связанными, без отпевания!). Вина помещика была доказана, да он и сам перестал отпираться. Император, узнав о результатах расследования, приказать взять всё имущество Сенявина в опеку. Однако Бенкендорф не был бы самим собой без сочувствия к виновному. Уже доказав преступление Сенявина, он написал для зарвавшегося в жестокости крепостника покаянное письмо на имя государя, которое, насколько возможно, призвано было облегчить участь помещика.

«Письмо на имя императора Александра Павловича, сочинённое графом Бенкендорфом для Г. А. Сенявина по делу о воронежских его крестьянах.

Давно имел я на сердце намерение повергнуться к стопам Вашего Императорского Величества и исповедать сущую пред Вами, Всемилостивейший Государь, истину по моему делу, но опасение прогневить Вас удерживало меня.

Ныне, когда господин генерал Бенкендорф, коему Ваше Величество исследовать дело моё поручить соизволили, внушил мне беспредельную на милосердие Вашего Величества надежду, то, оставя все опасения, открою я перед Вами, Всемилостивейший Государь, положительную истину.

Не будучи никогда тираном, в чём ссылаюсь на всё дворянство здешней губернии, имел я несчастье в минуту запальчивости сделать [таким-то] наказание строгое, которому враги мои приписывают смерть их.

Все происшествия, за сим последовавшие, как то: необъявление о том священнику, полиции и прочие, были естественным следствием отчаяния и страха.

Таким образом, Всемилостивейший Государь, принеся у ног Ваших сие искреннее признание, молю милосердие Вашего Величества, да владыки земные, милуя раскаяние, уподобятся Богу.

В знак же искренности сего чувства я прошу Ваше Императорское Величество обратить крестьян моих вотчины КоньКолодезь на вечный за меня и наследников моих оброк в той мере, которую Вашему Величеству угодно будет назначить.

Преклонность лет моих и долговременную усердную службу Отечеству повергаю к стопам милосерднейшего их монархов»83.

Тем не менее госпожа Нарышкина не простила Бенкендорфу его правосудия. Но самому посланнику императора важнее было мнение Воронцова. Он изложил своему другу все подробности дела и даже отправил копию всех бумаг следствия, включая покаянное письмо Сенявина. Воронцов и сам бы поступил в подобном деле с точки зрения справедливости, а не родственных интересов, поэтому на их долгой дружбе это испытание не отразилось: во Францию продолжали идти письма, ответные спешили в Россию — до самого возвращения Михаила Семёновича в Россию в 1819 году.

Но вот все дела следствия окончены, и император Александр даёт разрешение на брак. Бенкендорф едет в Харьков, в Большие Водолаги, откуда 20 ноября 1817 года пишет восторженное письмо Михаилу Воронцову: «Поздравь меня, дорогой друг! Я уже восемь часов как женат! Моя жена — ангел доброты, и я чувствую себя, словно на небесах. Через восемь часов она поедет в Москву представляться императрице-матери… Волконский, Сивере, Аргамаков помогали мне с женитьбой»84. Через некоторое время Бенкендорф сообщает Воронцову: «Для меня наступило совершенно иное существование, которое я нахожу очаровательным»85.

В следующем, 1818 году у Бенкендорфов уже родилась дочь Анна, названная, очевидно, в честь покойной матушки Александра Христофоровича.

Женитьба оказалась важным рубежом в жизни Бенкендорфа. Она не только перевернула его личный жизненный уклад, но и повлияла на его дальнейшую военную карьеру и государственную деятельность. Именно после обзаведения семьёй расширяется круг знакомств Бенкендорфа: он посещает обе столицы и, что особенно важно, сближается с великим князем Николаем Павловичем. Будущий император достиг в том году «совершенного совершеннолетия»: ему исполнился 21 год, и он вступил в брак с прусской принцессой Шарлоттой (после принятия православия — Александрой Фёдоровной).

Осенью 1817 года Бенкендорфа можно было видеть то на обеде у великого князя, то у него же на вечере. Среди гостей — Милорадович, Чернышёв, Жуковский, Трубецкой с женой; государыня Елизавета Алексеевна лично разыгрывает лотерею86. В дальнейшем император Николай I очень ценил тот факт, что его сближение с Бенкендорфом началось задолго до того, как Александр решил сделать его наследником престола.

На период 1816–1818 годов приходится последний всплеск масонских увлечений Бенкендорфа. В это время его имя ещё встречается в документах ложи «Соединённых друзей»87, однако никакой особой роли он там не играет. Видимо, приходит полное разочарование в возможности какой-либо серьёзной деятельности «братьев-каменщиков». Настроения «Соединённых друзей» после Наполеоновских войн описывал один из членов ложи А. П. Степанов. Он нашёл лишь «людей, смеющихся над всем, что их там окружает; людей, которым не служит целию даже связь дружества; людей, предающихся буйству в часы пиршества и стремящихся к наружному меж ними возвышению»88. К тому же к началу 1817 года ложа разделилась на две враждующие партии — после того как вскрылось, что кое-кто из «руководства» приторговывал дипломами масонских «степеней». От ложи начали отпочковываться независимые объединения; но Бенкендорф не надеялся увидеть в них ничего принципиально нового и в 1818 году перестал посещать заседания.

Между тем государь, удовлетворённый тем, как Бенкендорф выдержал испытание в Воронеже, решился продвинуть по службе протеже своей матушки, тем более что тот «остепенился». В мае 1818 года Александр I во время поездки по югу России провёл смотр подчинённых Бенкендорфу частей и остался ими весьма доволен («смотр для меня труднее, чем час боя», — признавался Бенкендорф). В сентябре новый смотр, на сей раз проводимый главнокомандующим, тоже прошёл благополучно.