Тоби Лолнесс. Книга 1. На волосок от гибели - Тимоте де Фомбель

Не прошло и часа после возвращения Пульпа в тюрьму Гнобль, как перед ее воротами появилось необычное шествие: впереди шагал Мине, держась за передние ручки травяных носилок, позади Буль, взявшись за задние. На носилках лежало что-то странное, больше всего похожее на куклу-пеленашку.

Гуз Альзан устремился к Буль.

— Берник! Где Берник?

Буль движением подбородка указала на носилки.

Гуз наклонился над восковой пеленашкой. И сам сделался восковым.

— Что?! Что произошло?!

За спиной Гуза появился Пульп. И он, и Мине усиленно мигали Буль, давая ей понять, чтобы она не говорила правду. Но когда у тебя глаза с булавочную головку или челка до носа, мигай не мигай, толку мало. Буль ответила уклончиво:

— Берник упала. Она не послушалась нас и упала в яму.

Мине и Пульп с облегчением вздохнули.

— Но где же она? — горестно вопросил отец.

— В восковом коконе. Другой возможности ей помочь не было. Ей нужно пролежать в коконе тридцать дней. Я нашла одну фермершу, которая выращивает кошенилей, и она помогла нам сделать для Берник кокон. В коконе у нее все пройдет.

— И вы получите новенькую Берник, — не совсем к месту влез в разговор Пульп и тут же получил такую затрещину, что его лягушачий рот мгновенно захлопнулся.

Разрядившись, Гуз стал спокойнее и более внимательно рассмотрел куклу на носилках. Теперь он догадался, где находится голова, где руки и где ноги.

— И так она должна пролежать месяц?! А как же она будет есть?

— В нужных местах проведены трубочки. Вот сюда вы будете три раза в день наливать ивовый сок.

Гуз подошел к шару, который, очевидно, был головой и, согнув палец, осторожно постучал по нему: тук-тук. Ответом ему было едва уловимое шевеление внутри кокона. Гуз заплакал.

Ворота тюрьмы Гнобль открылись для восковой Берник, Мине и Пульпа. Буль двинулась за ними. Гуз повернулся к ней и злобно прошипел:

— А ты! Ты! Отправляйся ко всем чертям и дьяволу! Чтобы ноги твоей здесь больше не было!

Такого Буль не ждала. Впервые у нее в глазах мелькнула растерянность.

— Но я же подруга! — сказала она. — Я должна о ней позаботиться.

— Уже позаботилась! Вон из нашей жизни, и навсегда!

Буль огорчилась всерьез и настаивала:

— Позвольте мне побыть с нею хотя бы эту ночь, вы же знаете, что Берник…

Буль была уверена, что убедит Гуза, скажет еще одну-две фразы, но начальник тюрьмы заорал:

— Вышвырните ее вон!!!

К Буль устремились десять охранников и загородили ей проход. Они стали теснить ее, отгоняя от ворот тюрьмы все дальше и дальше. Звать на помощь не имело никакого смысла. Да и кого могла позвать Буль? Она повернулась и пошла по дороге.

За поворотом ледяная Буль растаяла и превратилась в Элизу. Трудно передать, в каком она была огорчении.

Но она не знала, что тем же вечером Мине и Пульп были отправлены птичкам. Ее судьба могла быть куда страшнее.

И все же, когда носилки исчезли за тюремными воротами, она смотрела им вслед с искренним горем, и, когда медленно брела домой, сердце у нее больно щемило.

Тот, кто никогда не лежал в восковом саркофаге, не может себе представить, до чего было жарко Тоби!

Голоса окружающих доносились до него еле-еле. Сотрясения прекратились, и он, похоже, больше не двигался. Очевидно, его принесли в комнату Берник.

Еще какие-то смутные шумы — скорее всего, шаги, которые удалялись, — и полная тишина.

Тоби думал об Элизе, которая тоже дожидалась этой тишины, стоя рядом с ним. Сейчас она постучит пять раз по кокону. Таков их условный знак. А потом поможет ему освободиться.

В сердце Гнобля начнется подготовка к бегству.

Время шло. Жара становилась невыносимой. До него вновь донесся шум. Наверное, шаги. В комнату кто-то вошел. Тоби услышал сиплое дыхание, и ему прямо в рот потекло что-то теплое. Сок. Его кормили. Он проглотил все, что ему дали. А что он мог еще сделать? Иначе сок растекся бы, и при такой-то жаре кокон стал бы липкой камерой пыток. К счастью, порция была невелика. Снова шум шагов, и опять тишина.

Тоби продолжал думать об Элизе. Она с ним рядом, она пошла на страшный риск, но она верит в их удачу. Всю неделю Тоби полагался только на Элизу, а она — на свою интуицию.

Первые дни она кружила вокруг тюрьмы, ища, как бы туда проникнуть. И вот первая улыбка удачи: встреча с Пюре, который рассказал ей о Берник. В голове Элизы мгновенно созрел план.

Тоби сначала был категорически против того, чтобы Элиза отправилась к Берник в тюрьму. Она не сумеет одна преодолеть все опасности, которые могут ей там встретиться, спасая не своих, а его родителей, которых она и в глаза не видела! Элиза с жаром защищала свой план. Появился шанс — нужно им воспользоваться!

Тоби и Элиза были так непохожи! Тоби все тщательно продумывал, рассматривал ситуацию со всех сторон, составлял план действий. Он шел на риск, но со спасательным кругом, в латах принятого решения. Элиза хваталась за представившуюся возможность, не размышляя, — бросалась в воду с размаху и плыла.

Оказавшись наедине с Берник, она все делала по наитию и не ошиблась. Войдя, даже не взглянула на девчонку и направилась в противоположный угол комнаты. Первый день она провела, сидя в уголке и мастеря маленького деревянного человечка. Совсем маленького, величиной с палец.

Однако Берник недолго смогла терпеть ее молчание и полное равнодушие. Она взяла из ящика с игрушками дубинку и подошла поближе к Элизе.

Та осталась сидеть на месте и самым мирным тоном сообщила:

— Я знаю, где есть головы, на которых еще ни разу не было шишек.

Берник пришла в восхищение, уронила дубинку себе на ногу и спросила:

— Где?

— У меня дома, — ответила Элиза.

Берник разочарованно замычала и подхватила дубинку, собираясь обрушить ее на голову Элизы, а заодно и на деревянного человечка. Но Элиза успела сказать:

— Я отведу тебя туда, если ты опустишь свою палку.

Берник задумалась.

— Если не будешь никого бить неделю, покажу тебе головы без шишек.

Так началась дрессировка Берник. Всех зверушек дрессируют, обещая лакомство за хорошее поведение.

Через день, двадцать шестого апреля, Элиза повторила то же условие, но вечером, уходя, оставила в уголке деревянного человечка. Когда она вернулась двадцать восьмого, от человечка осталась горсть опилок. Элиза спросила Берник: