Часовой дождя - Татьяна де Ронэ

у той вдруг выросла борода или лицо посинело. В конце концов ей удалось выдавить из себя: как это смело, что Линден решил стать гомосексуалом, в самом деле, очень смело. Лоран в свою очередь твердо ответила, глядя даме прямо в глаза, что ее сын ничего не выбирал, он таким родился. И она им гордится. Мадам Молин стиснула руку Лоран своими сухими костлявыми пальцами. Лоран такая смелая! Материнская любовь, безусловно, достойна восхищения, как и у тех матерей, которые любят своих сыновей-преступников вопреки всему, даже если те убийцы. Линден перебил мать: такого не может быть, неужели так и сказала? Лоран иронично улыбнулась: и тем не менее это истинная правда! А еще один друг, узнав про Линдена, признался ей, что проклял бы своего сына-гея. В его глазах она видела такую жалость и отвращение, что ей захотелось отхлестать его по щекам. Еще одна подруга воскликнула: о бедняжка, какое несчастье! Но самыми неприятными были замечания, претендующие на остроумие. Как, твой сын педик? Это часто бывает из-за матери, да? Лоран слишком его опекала. Ведь, в конце концов, это ее вина, разве нет? Со временем она научилась не обращать на это внимания, хотя подобные высказывания ее еще ранили.

Линден обнял мать и прижал к себе. Ему никогда не приходило в голову, что из-за его сексуальной ориентации у матери могут быть проблемы. Как жестоко и несправедливо, что ее тоже оскорбляют из-за этого. Он ведь помнил свой мучительный путь к принятию себя, свой собственный бунт против стыда, которое общество навязывало ему.

Лоран чуть отстранилась от сына и погладила его по щеке. На глазах блестели слезы.

– Я горжусь тобой, Линден. Прости, что я так долго тебе этого не говорила.

* * *

В этой части Парижа уличного освещения больше не было. Перед ними во мраке проступали очертания моторной лодки. Свет электрического фонаря освещал путь Линдена и Ориэль по узким металлическим мосткам, проложенным по пустой улице Бургонь. Их сопровождали трое полицейских, окружной комиссар Брюно Буасси и двое его помощников. Линдену не удавалось разглядеть их лица, но он обратил внимание, что они вооружены. Уже вторую ночь подряд в этом квартале отмечены случаи мародерства, – сказал комиссар. Этот округ, Седьмой, один из самых богатых, кражи случаются здесь довольно часто. Еще мародеры облюбовали Восьмой округ и улицу Фобур Сент-Оноре, где много дорогих бутиков. Они забирают драгоценности, кожгалантерею и наличность. Похоже, они хорошо организованы, подплывают на байдарках или на лодках, зачастую самодельных, сколоченных из досок или ящиков, пользуясь темнотой, что царит на этих улицах. С собой у них инструменты и приставные лестницы. Как они действуют? Да очень просто: двое караулят лодку, пока третий забирается по лестнице, разбивает окно, если не закрыты ставни, влезает в помещение и грабит, ценные предметы спускает в сумках. Это занимает всего лишь несколько минут. Большинство квартир сектора пустуют, но есть упрямцы, которые категорически отказались эвакуироваться. Большинство не слышит воров, да если бы их и заметили, ни стационарные, ни мобильные телефоны в этой зоне не работают, так что полицию все равно вызвать невозможно. Единственный способ их остановить – все время патрулировать улицы на лодках, но их недостаточно, людей тоже не хватает. Преступность поползла вверх, как и вода в Сене, – отметил комиссар Буасси. Население в панике, потерпевшие спрашивают, как им теперь быть, положена ли им компенсация и в каких размерах. Разграблено много магазинов, возле Нантера и Женвилье ситуация еще хуже. Никакой взаимопомощи, – хмуро добавил один из полицейских. Ориэль сказала, что она ненавидит этот эгоцентричный мир, где торжествует селфи, где людям лень пойти навестить соседа. Когда они поднялись на катер речного патруля, Линден обратил внимание, что дождь перестал. Впервые со дня их приезда в пятницу. Это ненадолго, сейчас опять начнется, – заявил помощник комиссара, ставший у руля. В этом-то все и дело, дождь начнется снова.

В ночном ледяном воздухе разливался зловонный запах сточных вод и гниения. Из-за облаков вышла луна, освещая затопленные улицы своим неестественным перламутровым светом. Париж напоминал мрачную, пугающую Венецию, город, постепенно погружающийся в пучину забвения, неспособный сопротивляться неумолимой жестокости своей обезумевшей реки. Комиссар признался, что никогда в жизни не видел ничего подобного. Последние четыре дня были каким-то адом. Разрушительная сила Сены – это нечто невообразимое. Этим утром он летал над Парижем и Иль-де-Франс на вертолете, зрелище просто фантастическое. Река полностью изменила пейзаж, затопив набережные, парки, скверы и улицы, преобразив буквально все, как будто заново начертила карту города, по своему капризу. Разрушения в пригородах вдоль реки, как вверх, так и вниз по течению, от Мелёна до Мант-ла-Жоли, просто катастрофические. Даже в самой столице, несмотря на принятые соглашения, не всем кварталам уделялось равное внимание. Приоритет отдавался Восьмому округу, где вода угрожала Елисейскому дворцу, а престижные универмаги на бульваре Осман поспешно закрыли. Нам не удалось обуздать панику, сдержать преступность, защитить от ограблений магазины, помочь пострадавшим, – грустно признался комиссар. Мы оказались к этому не готовы. Власти научились бороться с терроризмом, но перед лицом разбушевавшейся стихии они оказались бессильны. Следует признать, – добавил он, – правительство ни на что не способно. Только бесконечные дрязги между префектурой, муниципалитетом и мэриями пригородов. А все эти эксперты винят климатические изменения, вырубку лесов, разрушение окружающей среды, но в результате никто так и не предлагает никаких решений.

Под монотонный гул мотора лодка свернула налево с улицы Бургонь на Университе, пересекла пустую площадь Пале Бурбон с ее знаменитой скульптурой «Закон», выступающей теперь из водной глади. Дальше, слева от них Линден увидел золоченый купол Дома инвалидов, сияющий в свете луны. Сена поглотила эспланаду и все идущие к ней улицы, образовав бескрайнее озеро. Ветер дул с неистовой силой, вода плескала о борта. Миновав открытое пространство, они медленно поплыли по улице Университе, тут ветер достать их не мог. Тишина сгустилась еще сильнее, как и сумрак. Большие здания казались заброшенными, мертвыми, как будто там никто никогда не жил. Лодка свернула на улицу Сюркуф. Почему сюда? – удивился Линден. Почему именно сюда? Он улыбнулся, подумав: опять совпадение. Почему эти плавания приводят его в места, связанные с его прошлой жизнью, воскрешающие в памяти сокровенные истории его юности, болезненные и мучительные? Сперва Кэнди, теперь Адриан, сперва улица Сен-Шарль, теперь улица Сюркуф. Из-за нехватки освещения он не мог разглядеть номера домов, но знал, что это дом 20. Комиссар Буасси объяснил, что уровень воды здесь, по сравнению с другими улицами, особенно высок. Этот сектор, включающий бульвар Тур Мобур и проспект