Теодосия и Сердце Египта - Робин Лафевер

Мои глаза чуть не выскочили из орбит, когда я указала папе на ковер. Прямо у папиных ног по полу полз скорпион. Я сделала два больших шага, протянула руку и осторожно отодвинула занавеску от стены. Там, за занавеской, оказалось целое гнездо скорпионов. Так вот кто издавал тот пугающий скребущий звук.

Папа оттолкнул меня подальше от стены и принялся кричать на коридорного и носильщиков за то, что они хотели поселить нас в номер, где полно скорпионов. Те пришли в ужас, поскольку, как они уверяли, даже и предположить не могли, что в этом роскошном номере могут водиться насекомые, тем более ядовитые.

Дальше начался ад вперемешку с цирком. Коридорный и носильщики кланялись и приносили свои извинения. Прибежал консьерж и добрых полчаса уверял и клялся, что в их замечательном, прославленном отеле никогда еще не случалось ничего подобного. Тысяча, тысяча, тысяча извинений.

Пока продолжался этот цирк, я воспользовалась случаем хорошенько осмотреть номер (держась, разумеется, подальше от скорпионов, которые, по счастью, ползают не очень быстро). Я осмотрела туалетный столик, увидела на нем маленькую статуэтку и схватила ее – папа уже вопил за моей спиной, чтобы я уходила из номера.

Выйдя в коридор, я разжала ладонь. На ней лежала крошечная, размером с мой большой палец, статуэтка Селькет, богини скорпионов. Так что эти скорпионы не случайно свили гнездо в нашем номере, их туда кто-то пригласил. Кто-то, знающий толк в таких вещах.

И кто же это мог быть? И зачем он сделал это?

Единственное объяснение, которое мне приходило в голову, – появление скорпионов каким-то образом связано с Сердцем Египта. Но о том, что Сердце здесь, знали только Вигмер и Стоукс, но подозревать их глупо. Разве что фон Браггеншнотт каким-то образом все вычислил или догадался. Да, но как?

Обнаружил ли фон Браггеншнотт пропажу Сердца Египта еще до посадки на пароход? Если да, то вычислил ли он, что его украл Уилл, когда столкнулся с ним? Если да, то, возможно, фон Браггеншнотт остался в Лондоне и не стал возвращаться вместе с остальными в Германию?

Но все это никак не объясняло, откуда этот человек мог знать, что мы в Каире.

Разве только следил за всеми мамиными передвижениями, предположив, что Сердце Египта возвратилось каким-то образом к ней. Или сама мама… о нет! Даже думать об этом не хочу. Скорее уж это все можно считать одной из частей замысловатого проклятия Аменемхеба. И как, в конечном итоге, все это отразится на моих возможностях довести до конца дело, за которое я взялась?

Наконец нас переселили в другой номер. Мои родители долго обыскивали его, смотрели под кроватями, за занавесками – повсюду, где могли прятаться маленькие скорпионы. Присоединяться к ним я не стала, я и так знала, что они ничего не найдут.

Наши враги не знали, что мы окажемся в этом номере. Здесь мы были в безопасности. По крайней мере, на ближайшую ночь.

Когда мы спустились в ресторан, голова у меня болела, желудок ныл от голода. У нас не хватило времени на то, чтобы переодеться, и это было весьма прискорбно, потому что, когда мы вошли в зал, все обедающие дружно уставились на нас. Мама заверила меня, что такое случается довольно часто, поскольку путешественники могут приехать в отель в любое время, и у них не всегда оказывается с собой чистое платье, чтобы переодеться к обеду. И все же мне было жаль, что мое первое появление на людях в Египте получилось таким неприятным.

На следующий день рано утром мои родители отправились в Отдел древностей, или как он там называется, чтобы получить официальное разрешение на доступ к тому месту, где вела раскопки мама.

По счастью, мама оставила со мной своего драгомана-переводчика, Набира. Предполагалось, что мы будем в отеле, рассмотрим сад и тому подобное, но у меня, разумеется, были совсем другие планы. Завтра мы должны уехать в Фивы, а значит, на то, чтобы увидеть весь Каир, у меня есть всего один день. И этот день я не собиралась просидеть в скучном отеле, не увидев каирские мечети, площади и базары.

* * *

Мне пришлось уламывать Набира, чтобы он согласился пойти со мной в город. Сначала Набир долго мотал головой и прикидывался, что не понимает меня. Кончилось тем, что я надела на голову соломенную шляпку, чтобы не обгореть на жарком египетском солнце, и решительно направилась к двери.

Что оставалось делать бедному Набиру? Поняв, что я могу уйти одна, он поплелся следом за мной, продолжая качать головой и без конца бормоча: «В руки Аллаха, в руки Аллаха».

Я вышла из отеля на яркое утреннее солнце и сразу почувствовала, какой особенный в Каире воздух. Он не был ни слишком сухим, ни слишком жарким, дело не в этом. Он был каким-то… древним. За многие века город пропитался запахом старинных тайн и сейчас манил меня разгадать их.

После того, как Набир закончил умолять Аллаха о помощи, он стал вполне вменяемым и деловито повел меня на базар. Я сгорала от желания поскорее увидеть турецкие ковры и прочие восточные диковины. Кроме того, мне просто необходимо было разгрузить свой мозг от непрерывных мыслей о том, кто мог устроить нам такой подарочек в номере со скорпионами. И я не хотела маяться в отеле, ожидая, что еще выкинут наши противники. Интересно, что у них там на очереди? Кобры? Аспиды? В любом случае, готова биться об заклад, что скорпионы – это только начало.

На улицах Каира кипела жизнь. На каждом шагу встречались смуглые мужчины, одни в забавных красных фетровых фесках на голове, другие обмотанные вместо одежды несколькими слоями белой ткани.

Полуобнаженные местные жители гнали по улицам своих запряженных в телеги осликов и верблюдов. Толпы людей заполняли узкие тротуары, слышалась невообразимая смесь самых разных языков. Самое настоящее Вавилонское столпотворение! Как хорошо, что рядом со мной Набир, который способен провести меня сквозь этот водоворот.

В разноголосице языков я все время пыталась услышать немецкую речь. Я была готова поклясться, что трюк со скорпионами устроили немцы, хотя никак не могла понять, каким образом они могли узнать о том, что мы в Каире.

Я шла вслед за Набиром по лабиринту узких улочек. Вдоль них стояли высокие, огороженные стенами дома, окна в них, как правило, были оплетены вьющимися растениями. Над городом высоко поднимались многочисленные минареты мечетей. Я то и дело вздыхала от радости и изумления. Все вокруг выглядело таким иностранным и захватывающим. По улицам шли женщины с прикрытыми черной вуалью лицами, неся на головах большие кувшины, у открытых дверей лавок зазывали покупателей продавцы. Я старалась не смотреть на нищих, бегущих за проезжающими экипажами, прося свой бакшиш, или спящих прямо на каменных ступенях.

Я думала, что на этих узких улочках очень пыльно, но ошиблась. Они были не пыльными, а грязными. Набир объяснил, что улицы поливают водой, чтобы прибить пыль. Честно говоря, не понимаю, чем пыль хуже грязи. Пожалуй, лично я предпочла бы все-таки пыль.

Когда мы, наконец, пришли в торговый район, где были базары, я ахнула от удивления. Магазинчики здесь были крохотными, не больше чулана или даже шкафа, и тесно лепились друг к другу. В них продавали кальяны, медные чайники, седла, с шестов гроздьями свисали пестрые марокканские туфли. Меня очаровала одна пара туфель – они были красные, расшитые, с забавно загнутыми вверх носками. Ах, если бы мне не пришлось отдать все свои деньги за проезд на «Розетта Мару»! Старый лавочник заметил, как я разглядываю эти туфли, и улыбнулся мне своим щербатым ртом. Затем снял одну туфлю с шеста и протянул ее мне. Он что-то при этом сказал, но я его, конечно, не поняла.