Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди

Полторы тысячи человек: мужчин, женщин, детей. Раздетые до набедренных повязок. Обритые наголо: профилактика от насекомых. Сбитые в кучу: бок-о-бок, плечом к плечу, рука об руку. Толчея – обыденность. Норма, не заслуживающая внимания или раздражения. Спёртый, редко обновляемый воздух. Скверный запах грязных тел. Не менее, если не более скверный запах из троицы крошечных туалетов – изолированных каморок, примыкающих к «общаку». Шесть санитарных утилизаторов, по два в каждом туалете: работая на износ, утилизаторы едва справлялись с нагрузкой. Судя по индикаторам состояния, они грозили отказать в любой момент. Случись это, и люди столкнутся с проблемой нехватки питьевой воды, которая и так выдавалась по минимуму потребностей. Воду на барже получают путем переработки мочи, очищая её в дистилляционных камерах сантехники: рассол, состоящий из нечистот и солей, выбрасывается в открытый космос, а полученный дистиллят смешивается с влагой, сконденсированной из воздуха, и фильтруется до состояния, пригодного для питья.

На полу – жиденькие коврики из дешевой синтетики. Ковриков на всех не хватает, большинство обитателей трюма спит, как придётся, сунув под голову кулак.

– Мой мальчик! Мой Натху!

Скрестив ноги, Мирра Джутхани сидит в самой гуще. Брамайни откинулась назад, её затылок упирается в безволосую грудь старика: когда-то рослого, широкоплечего, но иссохшего с годами. Старик дремлет. Подбородок его трясётся, временами задевая Мирру. Женщина не замечает этого; впрочем, она вообще мало что замечает.

– Мальчик мой…

Мирра похожа на крысу. Она и есть крыса – тощая, голодная, живучая. Страх выжег в её мозгу способность здраво рассуждать. Остались инстинкты, и хвала Падмахасте, Дарительнице Благополучия, Той, что держит лотос! – рассудок завёл бы крысу в тупик, а так ничего, справляемся. Отсиделись в канализации, сбежали от крысиного волка. Неделю прятались в трущобах, выжив какую-то припадочную из картонной коробки, служившей ей домом. Припадочная хотела вернуться, но у крысы острые зубы. Труп Мирра ночью оттащила к реке и бросила на берегу. Там же, на берегу, крыса поняла, где её ждёт убежище – не временное, как четыре стены из картона, а настоящее.

Сорванный лист прячут в лесу, среди миллионов листьев. Беглую брамайни – на Чайтре, среди миллиардов сорасцев. Нищенку – в толпе нищих. А где вы найдёте больше оборванцев, как не на Чайтре, кишащей брамайнами, чьи страдания – энергия на продажу?

– Мой мальчик! Нет, они не найдут нас…

Мирра была уверена, что Натху с ней. Да вот же он, сидит у неё на коленях! Женщина вдыхает аромат сыновней макушки и улыбается. Натху четыре года, он не станет старше, пройди хоть триста эпох. С того дня, как… Мирра не помнила, верней, боялась вспомнить, что случилось в тот проклятый день, когда Натху сделался невидимкой для окружающих и перестал взрослеть. Для окружающих, да, но не для матери. Без сына Мирра не догадалась бы, как покинуть Хиззац. Это Натху подсказал ей, это он привёл её за руку к счастливым воротам. За воротами, на бетоне, раскалённом безжалостным солнцем Хиззаца, сидели полторы тысячи человек.

Полторы тысячи брамайнов без вида на жительство и рабочего патента. Полторы тысячи брамайнов в ожидании депортации на родину. Пятнадцать сотен брамайнов, у которых не было денег на самостоятельный вылет с Хиззаца, а значит, всех депортируемых привлекли к административной ответственности с обязательством оплаты штрафных санкций из доходов от принудительной продажи их имущества.

Вся Ойкумена знала поговорку: «Здесь Хиззац, здесь пляшут.» Туристы плясали один танец, местные жители – другой, нелегалы – третий.

– Мой мальчик…

– Эй, ты! – крикнул ей охранник, скучающий в будке у ворот. – А ну, живо на место!

Мирра видела это, как наяву. Сидя в вонючем трюме «Драупади», она улыбалась: Натху, её сыночек, помог маме так ловко, так близко, так скрытно подобраться к воротам, что охранник принял её за депортируемую, которая, дрянь этакая, замыслила побег. Ворота не запирались, охрана не беспокоилась о том, что их подопечные вдруг возьмут и ринутся прочь. Куда им бежать? С какой целью? Массовый побег карался строго: смерть для зачинщиков, для остальных же – ссылка на вольфрамовые рудники Тратбури, настоящий ад, где конкурировали две вечно голодные чертовки: смертность от силикоза и смертность от укуса ядовитых змей. Вы хотите в Тратбури? Ах, вы ещё не сошли с ума! Конечно, же, брамайны, чьё второе имя Терпение, а третье – Покорность, будут ждать высылки, не создавая охране лишних проблем. Но всегда находился кто-то, чьи мозги солнце превратило в кашу: такие брели к воротам, плохо понимая, куда идут, желая свободы, как желают глоток воздуха, и хватало грозного окрика, чтобы вернуть их на место.

Предположить, что молодая брамайни притащилась к воротам с другой стороны, что она хочет не уйти прочь, а наоборот, явилась сюда, горя желанием добровольно депортироваться, что эта дурища страстно желает усесться голым задом на раскалённый бетон – о, в будке работал кондиционер, и мозг охранника охлаждался в достаточной степени, чтобы такая мысль даже в шутку не посетила его голову!

– На место, говорю!

Охранник показал брамайни дубинку:

– И не вынуждай меня вставать!

Мирра ускорила шаг, затем побежала. Умница Натху вприпрыжку бежал впереди любимой мамочки. Иногда он взлетал в небо, но всегда возвращался. Миг, другой, и толпа грязных уроженцев Чайтры, Пхальгуны и Вайшакхи, потерпевших крах в поисках инопланетного счастья, увеличилась на одного человека. Верней, это все думали, что на одного, а Мирра Джутхани знала, что на двух, знала и улыбалась.

Потом был трюм «Драупади», и прощай, Хиззац.

– Эй, вы! А ну живо на место!

Мирра постаралась сосредоточиться. В последнее время она плохо понимала человеческую речь. Что кричит этот верзила? Охранник? Требует пройти за ворота? Нет, мы уже на барже.

– Пятая бригада! Живо в энергоблок!

Кулак взлетел вверх:

– И не заставляйте меня повторять дважды!

Пятая бригада, сказала себе Мирра. Это я. Натху, слышишь? Это мы. Вставай, малыш, пора на работу. Иначе нас не захотят кормить. Здесь кормят отвратительно, но если мы останемся совсем без еды, мы умрём.

Баржа обходилась без наёмных «толкачей». К чему лишние расходы, когда трюм забит брамайнами, и каждый – ходячий, а главное, дармовой энергоресурс? Депортируемых разбивали на бригады и по очереди загоняли в энергоблок. Страдают? Голодны? Измучены условиями пребывания? Очень хорошо, значит, отдача будет выше. Экипаж «Драупади» также состоял из брамайнов, и те отлично представляли особенности природы своих сорасцев.

Вскоре Мирра уже сидела на рабочем месте у трансформатора, опустив ладони на холодные, чуть шероховатые пластины дублирующего контура, и бормотала освобождающую мантру: «Если есть у меня какие-то энергетические заслуги…» Вкусняшка, неожиданно вспомнила она. Нет, не так: «Вкусняшка». Грузовой рефрижератор. Там были такие же пластины. Там был смешной, быстро засыпающий Боров. Слышишь, Натху? Твоя мама однажды…