Толлеус. Учитель – ученик - Дмитрий Коркин

Подросток выглядел странно, точно взъерошенный птенец, и говорил странные вещи, так что сама собой напрашивалась мысль, что он не в себе, однако возможности не слушать его все равно не было: парень начал рассказывать, едва добрались до брошенной повозки, и не замолкал ни на минуту. Похоже, его нисколько не заботило, вникает ли учитель или нет. Главное – выговориться.

Речь Оболиуса изобиловала повторами и не отличалась связностью, однако из его слов вырисовывалась следующая картина: загон пропал и из леса вышли волки. На вопрос старика, как это искусный загон вдруг исчез, оболтус не моргнув глазом сразу сознался, что причина, скорее всего, в том, что в плетение закачал мало маны и ее не хватило до следующего вояжа на луга. Очевидно, все еще находясь под впечатлением инцидента, не сообразил, что такая формулировка может иметь неприятные последствия для седалища. Впрочем, Толлеус тоже легко принял эту информацию и не стал акцентировать на ней внимание – не тем голова забита.

Повезло, что химеры держались в стаде и первое время попыток сбежать не предпринимали. Лишь появление хищников заставило их забыть об обеденной сиесте. И опять повезло: длинная шерсть отлично защищала от волчьих зубов. Да, животные боялись и инстинктивно пытались спастись, когда лесной разбойник пускался в погоню, да, они испытывали боль, когда волк цапал за лапу, но обошлось без серьезных травм. Тут можно было говорить о полном поражении серой стаи – на лугу не осталось ни одной жертвы.

Стадо практически в полном составе теперь пребывало в безопасности под защитой полога. Животные нуждались в осмотре и, возможно, помощи целителя, но на это сейчас не было времени. Все-таки несколько химер убежало куда глаза глядят, и, по словам Оболиуса, им грозила реальная опасность.

Он утверждал, что нападение было не случайным, что атаку волков кто-то координировал из леса. По крайней мере он чувствовал исходящие оттуда приказы и дрался за право контролировать хищников. По сути, искусник как раз стал свидетелем этого поединка: Оболиус и невидимый противник с переменным успехом боролись, вселяясь в животных и меняя команды. Хорошо еще враг не лез химерам в головы, сосредоточившись на нападении. Но парню все равно приходилось их контролировать, чтобы от испуга не бросились врассыпную. В общем, все шло к тому, что юный искусник проиграл бы схватку, даже несмотря на то что был явно сильнее, и появление старика, который поставил загон и разгрузил тем самым помощника, пришлось как нельзя кстати.

Оба отслеживали метки потерявшихся мохнаток, поэтому вопросов, куда ехать, не возникало. К сожалению, по этим меткам Оболиус не мог произвести вселение, чтобы привести животных обратно своим ходом: требовалось ехать за ними.

Пока парень болтал на облучке, Толлеус, слушая вполуха, пытался что-нибудь сделать с помощью Искусства. По крайней мере он уже наладил диагностику состояния здоровья своих подопечных.

Первую химеру нашли в высокой траве быстро – за ней даже никто не гонялся. Но когда тряслись до второй метки, еще одна вернула печальный сигнал: животное погибло. Губы старика сурово сжались. Ученик тоже почувствовал – умолк на полуслове, завертел головой, точно мог увидеть подробности.

Менять маршрут и спешить к месту трагедии было нецелесообразно – требовалось спасать оставшихся. Толлеус подумал, не разделить ли силы, но потом решил не оставлять оболтуса без присмотра. Сейчас под угрозой не все стадо, рисковать бо́льшим ради спасения малого не стоит.

– Учитель, а можно на химер издалека защитное плетение наложить? – предложил вдруг Оболиус.

– Какое защитное? – сварливо буркнул старик. Потом все-таки пояснил: – То, что от внешних воздействий, не поможет. Это, скажем, когда стрела летит, то понятно, что ее нужно блокировать, потому что она быстро приближается. А от хищника как? Он же медленный. Если на его скорость настраивать, то тогда ходить с такой защитой не сможешь – плетение будет думать, что земля на тебя нападает, и сразу же пузырь поставит. Те плетения, что удар меча блокируют, – совсем другие. Там не пузырь, там облегающая пленка, обхватывающая тело, будто вторая кожа – в любой позе стоять можешь. И энергию от удара тоже по всей поверхности распределяет. Как так сделали и зачем – не знаю, но сам видел.

Оболиус пожал плечами и словно про себя произнес:

– Ну и пусть ходить не смогут. Нам это только на руку – чтобы не бегали.

– Уже прикидывал, как бы по метке сориентироваться, но не получится – не та метка. Отправлю я плетение «куда-то туда», но слишком далеко – не попаду. Это как если из лука по мишени стрелять: вблизи в цель попадешь, а издалека обязательно промахнешься. Если бы сразу ума хватило, можно было такую метку поставить, которая бы стреле сама говорила: «Я тут – правее, левее». Ну и стрела, понятное дело, не простая, а так…

Толлеус умолк, задумавшись, но вскоре продолжил:

– А ведь можно защитный пузырь вообще никак не переконфигурировать, а просто радиус для него большой задать и наудачу несколько штук в каждую метку послать. Окажется такое плетение рядом с мохнаткой – тогда и активируется.

– Большой радиус – затратное плетение выйдет. Может, сперва нитью, точно косой, взмахнуть? Наложится на метку – тогда по этой нити и плетение посылать?

Искусник расплылся в беззубой улыбке и, не размениваясь более на слова, принялся за дело, на какое-то время выпав из реальности. Зато потом облегченно вздохнул, стряхнув все накопившиеся тревоги.

Несмотря на то что животные оказались под защитой, их требовалось вернуть в стадо. Вытянуть их нитью не представлялось возможным. На открытом месте еще можно было бы попробовать, но, к несчастью, следы мохнаток уводили в лес. Более того, туда на повозке при всем желании не проехать, надо идти пешком. Толлеус задумчиво смерил фигуру ученика взглядом. Тот почувствовал интерес к своей персоне, опасливо покосился на стену деревьев, поднимавшихся до небес буквально в паре шагов. Старик снова вздохнул: придется идти самому, а путь, судя по расстоянию до метки ближайшей химеры, составляет добрую лигу. Серьезное испытание для его ног, и это ведь еще не вся дистанция, которую требуется преодолеть сегодня.

Медлить не было смысла, поэтому искусник задержался лишь для того, чтобы поставить маленький загончик для лошади и спасенной мохнатки. Оболиус явно обрадовался – с учителем лезть в чащу ему было не страшно. Так и пошли: впереди – суетящийся в поисках лучшей дороги ученик, за ним – старик.

Рез мягкой походкой опытного охотника бесшумно скользил между деревьев. Бор для прогулок отменный – высокие сосны, зарывшиеся корнями в мягкую, но неглубокую подстилку из мха и опавшей хвои. Можно идти быстро и тихо, видно далеко. По лесным меркам, конечно, но хищника заметишь вовремя. Это только для городских жителей лес – просто место, где много деревьев. На деле лес лесу рознь. Ельник не любит суеты, шума и торопливости. Сцепится колючими лапами – не всюду пройдешь, и темень стоит даже днем. В иной чаще опавшая листва предательски шуршит под ногами, скрывая коварные пни и корни. Или бредешь по колено в папоротниковых листьях, чавкая ногами по черной грязи. Тот же сосновый бор бывает совсем другой: невысокие сучковатые стволы утопают во мху, и передвигаться по этому пружинящему ковру – одно мучение. В заповедных рингийских лесах, где до сих пор дремлет древнее чародейство, ходить нужно вдвойне осторожно. Ощущения там весьма странные, тревожные – ни с чем не спутаешь. И это хорошо, что расслабиться не получается, потому что попадаются такие деревья, с виду совершенно безобидные, которые запросто могут пообедать зазевавшимся путешественником. А тамуковые рощи вообще не лес, а одно название: на корявых ветвях крохотные листочки, не дающие тени, и острая трава лезет стеной выше роста. Идешь, точно слепец, на ощупь, оставляя за собой просеку из сломанных стеблей.