«Попаданец» специального назначения. Наш человек в НКВД - Виктор Побережных

Господи! Чем я провинился перед тобой?! Дыша как загнанная лошадь, я с трудом переставлял ноги, вспоминая прошедшую неделю. Честно говоря, совсем не так я представлял себе последствия встречи со Сталиным. Расставшись с Лаврентием Павловичем у подъезда своего дома, уже на следующий день я был «озадачен» прохождением дополнительной медицинской комиссии. Несколько дней меня ощупывали, обстукивали, сделали кучу рентгеновских снимков, откачали добрую половину крови и других, гм, жидкостей, и не только. Про беседы с «психами» я вообще молчу! Больше всего эти четыре дня мне напомнило мое первое «свидание» с врачами, когда меня доставили в Москву сорок первого. Но была и разница, причем немалая. Ведь теперь все закончилось приказом отдыхать и направлением в один из подмосковных санаториев, где я провел почти три недели и, честно говоря, не припомню более скучного времени. Первые три дня еще куда ни шло, а потом… Как оказалось, я успел отвыкнуть от безделья, а заняться чем-то более серьезным, чем чтение классиков из библиотеки санатория и бесед с врачами, мне не разрешали. Да и специфика санатория сказывалась. Сам санаторий представлял из себя множество небольших домиков, рассчитанных на проживание в каждом максимум четырех человек, в хорошо продуманном беспорядке разбросанных по сосновому бору, трехэтажного здания, в котором находились процедурные, кабинеты врачей и руководства санатория, а также столовая, небольшой кинозал и библиотека. Скорее всего, и обслуживающий персонал жил в этом же своеобразном комплексе. А вот где находилась охрана, я так и не понял и не встретил ни разу, хотя не быть их просто не могло, учитывая контингент отдыхающих.

Завтрак, обед, полдник и ужин, разбавленные беседами с врачами, массажем и прогулками по песчаным дорожкам, проложенным между сосен. Чтение книг, редкие встречи с другими отдыхающими, мягко говоря, не стремящимися к общению. Я уже начал чувствовать, что еще немного и свихнусь, как появился «Бах». Тогда он мне, идиоту, показался спасителем. Как же я ошибался!

В тот день я был разбужен в пять утра громким стуком в дверь. С трудом поняв, что происходит, бурча себе под нос всякие гадости о разбудившем меня негодяе, пошкандыбал к двери прямо в трусах и майке. Правда, не забыв взять пистолет, которым очень удобно чесать, гм, чуть ниже поясницы.

– Спишь, майор?! – передо мной стоял «Бах» с до омерзения бодрым и свежим лицом. – О, про пушку не забыл – молодец!

Сергей Петрович, отодвинув меня в сторонку словно дверную створку, прошел в квартиру.

– Да ты не стой в дверях, а одевайся давай! Ехать пора!

– Зачем одеваться? Куда ехать? Ты время-то смотрел сколько? Что происходит? – ошалев от происходящего, спросоня я забыл, что передо мной генерал. – И…

– Ко мне в центр, куда же еще? – «Бах» посмотрел на меня как на дебила, с участливой, приторно доброй улыбой. – Тебе Владислав Николаевич не говорил, что займемся твоей формой? Говорил! Вот и наступил момент возвращать себе прозвище, а то грохнут тебя когда-нибудь. Ты ведь все равно, несмотря ни на какие приказы, куда-нибудь влезешь. Так что давай, одевайся и поехали. Время пошло, майор!

– А…

– Это распоряжение Меркулова, утвержденное самим Лаврентием Павловичем!

И вот уже неделю меня гоняют как проклятого. Сплошные кроссы, кроссы, кроссы… А когда не бегаю, меня бьют. По-другому это действие и не назовешь, такое чувство, что «Бах» приказал использовать меня в качестве манекена или боксерской груши, так серьезно взялись за меня. По простоте душевной я считал, и небезосновательно, что кое-что могу в плане рукопашки. Так вот – ни черта я не мог и не могу! На пару моих ударов, которые прошли, инструктора отвечают десятью. А с завтрашнего дня еще и тир добавляется. Вчера приезжал Берия, и я посчитал, что за мной. Ага, как же! Лаврентий Павлович ехидно поулыбался, глядя, как меня гоняют по тренировочной площадке, посоветовал лучше тренироваться и уехал! Гад!!!

Сбившись с шага, я споткнулся и, не успев сгруппироваться, пробороздил носом по земле.

– Ага! Мы еще и падать не умеем! – садист, по недоразумению называемый инструктором, аж заприплясывал рядом со мной. – Правильно командир говорил – запустил ты себя «Вредло», запустил! Ведь когда ты впервые проходил стажировку, то так не падал. Ну ничего, ничего! У нас целых два месяца, чтобы тебя в порядок привести!

– Какие два месяца! – забыв про боль и усталость, я подорвался с земли и заорал, как медведь, прекративший спячку. – Какие два месяца? Да я…

– Головка от…..! Встал? А теперь беэго-ом!!! – оказалось, что инструктор кричит громче, эффективней, и я… побежал, мысленно костеря инструктора, руководство и безумно жалея себя несчастного, всеми гнобимого.

Интерлюдия. Москва, НКВД СССР, кабинет Л.П. Берии, 20 июня 1944 г.

– Ну что, Всеволод, как там наша головная боль поживает? – нарком только что вернулся с заседания ГКО и был в хорошем настроении. Дела на фронтах если не отличные, так хорошие точно, и в немалой степени благодаря успешной работе его «родного» комиссариата, в лично курируемых им направлениях научной и технической работы все шло тоже более чем нормально. А то, что война шла к концу, накрывало пока еще осторожным, едва уловимым, но все крепнущим ощущением счастья. Что ее конец не за горами, было не ясно только самым упертым гитлеровцам, всем остальным же… Допросные листы пленных немецких солдат и офицеров говорили о том же. А поспешные попытки руководства Венгрии, Румынии, Болгарии выйти на Советское правительство для переговоров о своей дальнейшей судьбе еще более укрепляли ощущение близкой и желанной победы. Так что Лаврентию Павловичу, как и сидящим за столом совещаний Меркулову, Судоплатову и Абакумову, было от чего находиться в приподнятом настроении.

– Стонет и вопиет, Лаврентий Павлович, – Меркулов широко улыбнулся, поддержанный не менее широкой усмешкой Абакумова и хохотком Судоплатова. Все они дружно вспомнили, как мимо, даже не заметив слегка обалдевших от этого генералов, качаясь, протопал мокрый как мышь Стасов, что-то зло бурчащий себе под нос и сверкающий шикарнейшим бланшем под левым глазом. Произошло это всего три дня назад, когда они приехали в учебный центр ОСНАЗа НКВД СССР, поучаствовать в очередном выпуске «птенцов гнезда Бахова» и посмотреть на состояние Стасова.

– Гоняют его как проклятого, Лаврентий Павлович, – Судоплатов пожал плечами. – Только вот зачем? Его же решили к работе, где подобные навыки необходимы, и близко не подпускать.

– Мартынов посоветовал, а я поддержал, – Берия тоже улыбнулся и, став серьезным, продолжил: – Да и медицина наша тоже об этом просила, с изменениями психики Стасова связано. Мол, психическое напряжение копилось с момента его появления у нас, а сейчас наступил своеобразный кризис. Вернее, не наступил, а должен был состояться вот-вот, в любой момент. Вот и решили, что экстремальные физические нагрузки, в том числе и психологического плана, совмещенные с определенными действиями, проводимыми научной группой, позволят нормализовать его состояние. И если судить по последним отчетам, то именно это и происходит. В норму приходит майор. И наука довольна, даже более чем!