Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга IV - Алексей Ракитин

объяснимо — ведь службе коронера пришлось бы объяснять общественности неуверенность в собственных же выводах недельной давности!

Осмотр тела и повторное судебно-медицинское вскрытие проводил тот же самый доктор Харрис, что работал с телом в первой половине дня 27 апреля. Его выводы нам известны — о них автор сообщил в той части повествования, где шла речь о причинах смерти Мэри [для удобства восприятия и полноты картины два вскрытия, проведенные Харрисом 27 апреля и 5 мая, объединены вместе]. Для нас сейчас важно отметить то, что идентификация трупа была полностью подтверждена и результаты первой аутопсии врач также полностью подтвердил.

На следующий день — 6 мая — детективы Лэнфорда получили письменные показания от некоей женщины, чья фамилия никогда не разглашалась, из которых следовало, что в субботу 26 апреля около 16:30 она слышала женские крики, исходившие из подвала карандашной фабрики NPCo. Информация, полученная от этой свидетельницы не соответствовала ничему из того, что в тот момент было известно следствию! Непонятно было, к чему, точнее, к какой версии событий эти сведения можно было приложить?

Полицейские добросовестно зафиксировали сообщение и… отправили его в стол. Впоследствии информация об этом необычном свидетельстве стала известна газетчикам, но никто из них так и не смог найти правдоподобное объяснение тому, что могло явиться первопричиной инцидента, послужившего основой заявления таинственной дамы.

Нельзя исключать того, что неназванная свидетельница попросту запуталась в датах и посчитала, что именно 26 апреля произошло пугающее событие, в действительности имевшее место в другой день. Это явление, именуемое «аберрацией воспоминаний», хорошо известно криминальным психологам. Сущность его заключается в том, что человеческая память приписывает эмоционально значимым датам — в т. ч. и трагическим — некий особый символизм и многозначительность, оснований для которых в действительности не существует. Задумываясь о таких эмоционально значимых событиях, свидетели «вспоминают» то чего в действительности не происходило, либо происходило совсем в другое время и никакой связи с эмоционально значимым событием не имело. Человеческая память — штука хитрая, способная коварно играть с нашим воображением. Увы!

Кроме того, не следует упускать из вида и обещанное властями вознаграждение за помощь расследованию — это был мощный стимул для активизации воображения разного рода впечатлительных, неадекватных, истеричных и просто корыстных людей. Одно дело вспоминать за бесплатно и совсем другое — за премию в 2200$! Так-то…

В среду 7 мая перед коронерским жюри появилась Монтин Стоувер, та самая девочка-подросток, что пришла к Лео Франку за деньгами сразу после полудня 26 апреля и обнаружила, что управляющий отсутствует на рабочем месте. Монтин, отвечая на вопросы, уточнила, что получила свою заработную плату лишь 3 мая. Показания свидетельницы показались членам жюри исключительно важными, поскольку сказанное ею разрушало ту версию событий, которую Лео Франк сообщил полиции до своего ареста. Управляющий настаивал на том, что именно по причине своего якобы непрерывного пребывания в кабинете он не видел куда же направилась Мэри, получив деньги — вышла ли она из здания, или осталась внутри. А после ареста Лео Франк по совету адвокатов отвечать на вопросы детективов отказался, воспользовавшись конституционным правом не свидетельствовать против себя.

В тот же день коронерское жюри вынесло вердикт, согласно которому смерть Мэри Фэйхан признавалась убийством и констатировалось, что собранный окружной прокуратурой материал достаточен для выдвижения обвинения в отношении Ньюта Ли и Лео Франка перед Большим жюри.

На следующий день — 8 мая 1913 года — произошло ещё одно интригующее событие, обещавшее расследованию неожиданный поворот. В бакалейном магазине в Мариетте, городе-спутнике Атланты, появилась некая девушка в красном платье, рассказавшая продавцу довольно странную историю. По её словам, она вместе с Мэри Фэйхан в полдень 26 апреля приехала на трамвае к фабрике NPCo, там Мэри получила заработную плату, после чего девочки отправились в Мариетту. Опять-таки, трамваем… Там они якобы попрощались, но Мэри сказала напоследок, что планирует отправиться на праздничный парад, который должен был пройти через весь город.

Поскольку магазинные продавцы следили за ходом расследования по газетным публикациям, они сразу же отметили различия в рассказе покупательницы с той версией событий 26 апреля, что излагалась в газетах. После ухода девушки [или девочки] в красном платье, работники магазина позвонили в отдел местной полиции и рассказали об услышанном. Через час в Мариетте высадился целый десант детективов и полицейских в форме, срочно прибывших из Атланты.

Нервная реакция должностных лиц вполне понятна — сомнения в правдивости показаний Эппса, возникшие уже не в первый раз, заставляли нервничать и сомневаться в том, что следствие движется в правильном направлении. Если Мэри Фэйхан действительно покинула карандашную фабрику в добром здравии и встретилась в городе с неким неизвестным следствию лицом, то подозрения в отношении Лео Франка и Ньюта Ли с большой степенью вероятности были беспочвенны. Стало быть, следствие сконцентрировалось на ошибочной версии и игнорирует истинный ход событий, обрекая тем самым розыск виновного в преступлении на провал!

На поиски таинственной «девушки в красном» были брошены все доступные правоохранителям силы. Опросы населения продолжались на протяжении 8 и 9 мая, постепенно охватывая новые кварталы и районы. Из Мариетты розыскная операция переместилась в район Мэплтон (Mapleton). Во второй половине дня 9 мая полиция вроде бы «вышла» на того человека, кто являлся «девушкой в красном». Ею оказалась некая Нэнси Колдвэлл (Nancy Caldwell), молодая замужняя женщина, проживавшая в доме № 10 по Грэй-стрит (Gray street). По всем прикидкам получалось, что именно Колдвэлл явилась в бакалейный магазин, но каково же было изумление полицейских, когда та категорически отвергла факт знакомства с Мэри Фэйхан и заявила, что никогда не делала никаких покупок в указанном магазине и уж тем более ничего не рассказывала там о событиях последней субботы апреля!

Лица, видевшие «девушку в красном» в бакалейном магазине признали, что Нэнси Колдвэлл очень на неё похожа, но затруднились с однозначным опознанием. Другими словами, полной уверенности в том, что именно Колдвэлл приходила в магазин и рассказывала там о Мэри Фэйхан, быть не могло.

История эта так и не получила какого-либо ясного и однозначного объяснения. «Законники» допускали, что Нэнси Колдвэлл была с ними неискренна и не захотела признаться в том, что действительно приходила в бакалейный магазин и вела там те разговоры, которые и послужили причиной её розыска. Её знакомство с убитой девочкой никогда не было доказано и представлялось, вообще-то, сомнительным. По этой причине казалось, будто Нэнси выдумала свой рассказ, а когда полиция её отыскала, испугалась возможного наказания [или морального осуждения] и предпочла ничего не признавать.

В общем, это была странная история с интригующей завязкой и… безо всякой развязки. В реальных