Надежда Феникса - Марина Индиви

и драконы (узнать прадеда Миранхарда и его деда было легко по характерной семейной внешности и форме), и игры — предки Лавэя, как и он сам, тоже не отличались дружелюбностью, и фениксы. А вот феникс, которого прокляли, мало чем напоминал Леграна. В его чертах было очень много властной, если не сказать жестокой, хищности, в глазах — холод. Вся его свита была ему под стать и, несмотря на то, что я не назвала бы Леграна образцом доброты и света, от его деда по коже шел мороз. Его хищность отражалась буквально во всем: в движениях, в том, как он общался, в том, как смотрел на прабабушку Лизу.

— Что такое шар памяти? — Я понимала, что напоминаю себе тот дико бесючий народ, который разговаривает в театре или во время сеанса в кино, но ничего не могла с собой поделать. — Это чьи–то воспоминания?

— Да, это воспоминания, запечатленные в энергетической форме. Магия собирает всю память того, кто произносит заклинание, и сохраняет до определенного момента. До тех пор, пока шар не найдет адресата и не раскроется так, как вам сейчас.

События замелькали быстрее. Феникс (в смысле, его дед) стал частым гостем у алых сирин, подарки, которые он привозил, были адресованы прабабушке и ее родным. Не нужно было обладать талантами Шерлока, чтобы осознать, что он за ней ухаживает. Ну то есть как ухаживает… закидывает подарками. И претензиями: судя по короткому приватному разговору, который между ними состоялся, прабабушка его терпеть не могла и отказала в достаточно резкой форме.

Затем состоялся еще один неприятный разговор с ее родителями, которые поддержали дочь, а после я увидела рыдающую прабабушку. Рыдающую, потому что она узнала, что мать и отец погибли во время борьбы с тварями из леса Шаэри, когда помогали с ними справиться фениксам и остальным.

— Они не должны были вмешиваться, не должны! — кричала она. — Мы же никогда не вмешивались…

— Их было слишком много и они были слишком сильны, — шептала белая как снег фрейлина, застывшая рядом с ней. — Впервые был такой серьезный прорыв… никто толком не знал, что делать.

Замелькали новые воспоминания. Траур. Коронация. Первые дни, недели, месяцы в качестве правительницы алых сирин. Сочувственные визиты драконов. Игров. Только фениксы не приезжали.

Все это прокручивалось быстро, как на ускоренной записи, выхватывалось какими–то моментами, яркими эпизодами, как это и бывает в нашей памяти. И вот, спустя несколько месяцев появился дед Леграна, появился, когда его не ждали. Я так поняла, что его в принципе не особо ждали, и в этот раз он был без свиты.

— Ты будешь моей, Лиза, или потеряешь все.

Эти слова отпечатались в прабабкиной памяти, и во мне тоже, потому что полоснули, как ледяным кинжалом по сердцу.

— Я никогда не буду твоей, — холодно отозвалась она. — И твоя помощь мне не нужна тоже.

Дальше происходящее воспринималось как какой–то кошмар, потому что феникс подтащил Лизу к окну.

— Ты отвечаешь за них, — процедил он. — За свой народ. Твои подданные пострадают только потому, что ты не хочешь мне уступить?

— Мои подданные пострадают, если я тебе уступлю. Слабовольная трусливая правительница им не нужна точно. А сейчас убирайся, — она развернулась к нему лицом, стряхнув его руки, — ко мне должны прибыть Дьелльские.

— Что–то они к тебе зачастили, — зло выплюнул феникс. — Или с ними ты гораздо более сговорчива?

— Мои дела с драконами тебя абсолютно не касаются, — жестко произнесла Лиза. — Я больше никогда не хочу видеть тебя на своих землях и, поверь мне, Таамарх, когда я найду доказательства того, как погибли мои родители, не захочет никто.

Лицо феникса исказилось от злобы, он резко расправил крылья, полоснув ими воздух. Сильные, мощные, со сверкающими черными перьями, раскинул руки.

— Я тебя предупреждал, — прошипел он, а в следующий миг Лиза уже вцепилась белеющими от напряжения пальцами в подоконник.

Волна магии, от которой зашумело в ушах (видимо, у нее, а через нее и у меня), прокатилась над землями алых сирин. Сила феникса, искрящаяся пламенем звездного света, уничтожала всех на своем пути. Оставляя нетронутыми дома, превращала все сущее в воспоминания, выжигая до пустого места. В одно мгновение из алых сирин живой осталась только лишь Лиза, которая, не в силах поверить в то что произошло, смотрела в окно.

Я видела, как меняется ее лицо. Как она понимает, что все ее подданные погибли. Все, кроме нее, что не только на улице, но и во дворце не осталось ни единой живой души. Смотрела, как красивое лицо искажается от ненависти, становясь нечеловеческим, каким–то звериным, над пальцами рождается алое пламя, губы что–то шепчут.

Проклятие алым шаром ударило фениксу в грудь раньше, чем он успел собрать крылья. От такой мощи он пошатнулся, а Лиза выплюнула ему в лицо:

— Весь твой род будет медленно терять силу. Все твои потомки будут смотреть, как умирает ваша хваленая мощь, мощь вашего пламени. И это будет продолжаться до тех пор, пока от вас не останется лишь горстка пепла. От всех фениксов! Пока вы все не умрете! — Ей даже не надо было повышать голос, сила алой сирин углубляла его до таких высот, что у меня заломило виски. — Или пока одна из нашего рода не полюбит вас искренне и бескорыстно и не отдаст свою силу добровольно и из любви. То есть никогда!

Расхохотавшись ему в лицо, она открыла портал. Над ее ладонью рождался шар памяти, когда прабабушка прошептала очередное заклинание. В него искрящимися лентами потянулась ее память, а Лиза подняла голову и посмотрела будто мне в глаза:

— Придет день — и ты откроешь всем правду, — прошептала она.

Шар памяти, сформировавшись, взмыл с ее ладони и вылетел в окно, вытягивая последние воспоминания ниточками: за миг до того, как в кабинет правительницы алых сирин шагнул дракон, прадед Миранхарда, Феникс рухнул на пол, а Лиза ушла в искрящийся снегом и новогодними гирляндами новый мир. Наш мир. Она успела увидеть, как открывается дверь, как дракон бросается к фениксу, а после межмировой портал сомкнулся.

Так же сомкнулась картина, в которой мы оказались, стянувшись в одну–единственную крохотную точку. Шарик погас и растворился в воздухе.

В воцарившейся звенящей тишине я перевела взгляд на Феникса.

Глава 18. О предках, потомках и новой