Выбери меня - Алиса Ганова

— Вы согласны?

— Конечно, — ответила безразлично. — Больно! — вскрикнула, когда Олистер сильнее сжал ладонь.

— Вы мне тоже причиняете боль.

Я промолчала.

— Хотите пирожных?

— Решила стать стройной и изящной, поэтому больше не ем сладкого, мучного и жирного.

— Что повлияло так на вас? — полюбопытствовал пораженный принц.

— Да встала с утра и решила сменить туфельки, сумочку, перчатки. А потом подумала: чего мелочиться? Нужно сразу кардинально переменить жизнь.

— Это как?

— Вызубрить этикет, стать воздушной, томной, стройной. Чтобы на балу танцевать, как грациозная лань. Надо бы слиться со двором.

— У вас не получится! — с излишним жаром возразил Олистер.

— Я постараюсь.

— Не хочу!

Я рассмеялась.

— Что плохого, если изберу в подражание графиню Сартезу или королеву-мать. Уж вкусы у них безупречные.

— Не надо!

— Ну, право, Ваше Высочество, какой вам интерес?! — усмехнулась.

— Вы мне нравились такой.

— Если я та, кого вы искали — нам достаточно относиться друг к другу со снисхождением и уважением. Остальное будет излишним.

— Не вам решать!

Я больше не хотела общаться и на все вопросы стала отвечать: «Да», «Нет», «Хорошо», «Как скажете, Ваше Высочество», чем окончательно вывела принца из себя. Раздраженный, он покинул меня, а я вместо раскаяния испытывала удовольствие от маленькой мести.

* * *

— К вам снова заглядывал лорд Вайтен. Гатар с ночи под дверью, как пес, сидит.

— Королева нервничает? — хищно оскалился Редгор. — Пусть благодарят недоумка, махавшего кулаками.

— И что вы намерены делать?

— Я, Вожутер, горд, спесив, но не настолько глуп, чтобы из-за двух взмахов вовлекать Ликонию в противостояние. Но и не из тех, кто легко прощает обиды.

— Уважаю ваш мудрый выбор, мУсье. Я правильно догадываюсь о вашей мести? — глаза мага опасно сверкнули. В ответ Редгор красноречиво улыбнулся.

— Моя месть будет личной. Ладно, снимай полог неслышимости, ты и так изрядно потратил магические силы.

— Лишь отчасти, мУсье. Оказалось, что на леди наложен знак неуловимости.

— Что?!

— Так и есть, мУсье. Правда, знак был сделан не совсем грамотно.

— Откуда он у нее?

— Маг-недоучка. Средней одаренности, но не глуп.

— Повезло, что он не чета тебе, иначе бы мне там на поляне голову и снесли.

— Я бы не дал, мУсье, — улыбнулся маг.

— Перестаньте муськать! Не пристало ученому магистру лучшей академии Ликонии муськать какому-то юнцу.

— Вы критичны, мУсье. Но право, я бы половину своих знаний и треть магического резерва, не мучаясь выбором, обменял бы на ваши изворотливость и умение обольщать дам.

— Мусье Вожутер, еще бы несколько седмиц назад, я бы напыщенно раздавал по этому поводу советы, однако ныне, получив уже три раза от провинциалки по моей обаятельной морде, право, задумался, что мне определенно есть чему еще поучиться.

Маг рассмеялся.

— Попомните мои слова, Редгор, эти чудесные приложения к вашему благородному лицу вы не забудете до последнего вздоха. Ибо они, как дикие вишни на приевшемся приторно сладком креме, которым вы объелись. Если не возражаете, по возвращении я бы поухаживал за леди Кризель.

— Остренького захотелось, мУсье Вожутер?

— Люблю умных, проницательных дам. Я полагал: она упадет в ваши объятия с первой — второй встречи.

— Сам удивлен. Но после произошедшего ее охрану усилят. Задача усложнилась.

— Не понимаю, зачем они затеяли весь этот фарс с отбором?

— Развлечь двор, изобразить доступность королевской семьи, ну, и, конечно же, поторговаться. Пусть леди Кризель и избранная, но если Оливида сделает все верно, у них будет непростой выбор. Но это в крайнем случае. Мы же должны сделать все, чтобы лишить их этого выбора…

Когда маг покинул покои, Редгор протянул руку к зеркалу и принялся рассматривать боевые шрамы.

В юности он отличался задиристым нравом и умел давать сдачи, поэтому, ощупывая багровеющий синяк,

откровенно презирал того, кто бил исподтишка и прикрывался статусом.

«Вызвал бы на бой, слабак», — злился Редгор, но с другой стороны втайне радовался произошедшему. Женщины презирают тех, в ком нет благородства. А уж Олистер сделал все, чтобы разочаровать баронессу и помочь ему покорить ее.

Размышляя над ее поведением во время побега, он не знал, что и думать. То склонялся, что Кризель к нему неравнодушна, то закрадывалось сомнение, что она холодна, и использует его, чтобы раззадорить принца. А Редгор не желал быть разменной мелочью.

Согревая ее, не забывал, что обнимает недоступную девицу, лишь потому что она замерзла. Это было похоже, как укусить сладкий плод, отведать каплю сладкого сока, а потом получить щелчок по носу.

Он часто представлял, как влюбит строптивую Кризель, как она будет смотреть покорными глазами. И не заметил, как к чисто деловой заинтересованности вначале примешался охотничий азарт, а затем и личный интерес. Интуиция Редгора кричала, что если в ближайшее время не сломит ее упрямство — его ущемленное эго зациклится на баронессе, а там, кто его знает, во что одержимое желание победить, взять реванш может вылиться.

Еще на балу, как только увидел провинциалку в старомодном платье, разглядел маленький кулончик на тоненькой цепочке, опускавшийся указательной стрелой в соблазнительные полукружия…

«Так, вон из головы смакование подробностей! — прошипел под нос. — Лучше думай, как воспользоваться выпавшей удачей. Подходить к ней, как прежде, нельзя. Если только сыграть на ее чувственных воспоминаниях? Я же жертва ее неосторожности и легкомыслия! Она как раз должна испытывать угрызения совести…» — это оказалась второй важной причиной, по которой решил не сводить синяки и отчаянно изображать пострадавшего безвинно.

Когда вернулся Жут и рассказал, что ходят слухи, якобы их вышлют из страны, Редгор только посмеялся. Все складывалось донельзя удачно.

Под вечер послал Кризель второго щенка и две заколки с прощальным письмом, в котором просил ни в чем себя не винить и клялся, что не забудет ее — огненную деву.

Жут, магичивший над письмом, как любопытный человек, пробежался глазами по строкам.

— Полагаете, она поверит?

— И гроша бы не поставил, если бы Олистер не сглупил.

После прощальных подарков Брефета, накатила неподдельная грусть. Предположить не могла, что так опечалюсь из-за его отъезда. Хотя терзали подозрения, что я свои благородство и бескорыстность слишком переоценила, потому что потерю щедрого поклонника оплакивала не менее, чем расставание с обаятельным хитрецом.