Меч Ронина - Диана Удовиченко

Загадочный тон тенко Насте не понравился. Несмотря на все добродушие учительницы, помнился жестокий монстр, глянувший на нее при первом знакомстве из-под маски рыжего зверя. Но делать нечего, такому существу не возразишь.

– Тогда обращайся, и побежали. – Тенко скинула кимоно.

Вдвоем они долго неслись по ночному лесу, пока запах ветра, летевшего навстречу, не изменился. Настя резко остановилась, потянула носом. Пахло вкусно и одновременно пугающе. К приятным ароматам еды, подгнившей рыбы и существ, которые могли стать добычей, примешивалась тяжелая вонь – грязь, пыль, псина. Вскоре она услышала и звуки: раздражающее поскрипывание, ленивое потявкивание собак, овечье блеяние.

«Узнала? – донеслась до нее мысль тенко. – Так пахнет человеческое жилье. Так пахнут люди».

«Зачем мы пришли сюда?»

«Увидишь. Иди за мной и делай, как я».

Тенко медленно двинулась в сторону, откуда исходили запахи и звуки. Впереди показались темные очертания домов. Деревня. Лисица потрусила вдоль улицы, держась ближе к заборам и кустам.

«Как же собаки? – думала Настя, следуя за наставницей и наблюдая, как метут землю все девять ее хвостов. – Собаки ведь залают, разбудят людей».

Старая лисица не отвечала. Возле одного из домов пес действительно залился злобным, истерическим лаем. Тенко на мгновение замерла, по золотистой шерсти пробежали искры – собака взвизгнула и замолкла.

«Она чувствует силу и опасность, – пояснила наставница. – Больше не посмеет шуметь. Собаки умные существа».

«Что мы здесь делаем? Кур пришли воровать?»

Тенко снова промолчала. Подкралась к самому большому дому, принюхалась. Потом одним прыжком с места перемахнула через забор. Насте ничего не оставалось делать, как последовать ее примеру.

Лисица прошла к дому, не обращая внимания на большую лохматую собаку, которая при виде кицунэ, дрожа, забилась под куст. Тенко припала к стене дома, чутко прислушалась.

«Здесь живет человек, который должен умереть».

«Ты убьешь его?»

«Не сама. Смотри и запоминай».

По шерсти тенко снова пробежали огненные искры, образовавшие вокруг тела ореол. Девять хвостов нервно били по земле. Воздух стал тяжелым, густым, как перед бурей – казалось, сейчас ударит гром и на землю прольются потоки дождя.

А потом Настя уловила мысли наставницы. Вернее, даже не мысли, а огромное желание, поглощавшее все существо лисицы. Тенко отчаянно желала, чтобы тот, кто находится за стеной, заболел. Представляла в красках, как человек покрывается волдырями, гниет заживо. Как его мучает лихорадка, бьет кашель. Как лопается кожа, заливая глаза гноем. Это желание было таким сильным, что Настя как будто увидела несчастного перед собой. Картина была отталкивающей и пугающей, она попятилась в ужасе.

Тенко оглянулась, желтые глаза горели в темноте призрачным светом, пасть хищно оскалилась, на землю с языка падали клочья розоватой пены. Лисица выглядела так, словно заразилась бешенством. Чудовище, которое пряталось под золотистой шкурой, снова выглянуло наружу. И самое страшное – Настя чувствовала исходящую от наставницы радость, настолько сильную, что она граничила с безумием.

Мгновение – и тенко изменилась, снова превратилась в добродушную старую лису. И мысли ее стали спокойными, ровными:

«Вот и все, дитя. Через три дня он заболеет, через девять умрет».

«За что ты наказала его?»

«Он был охотником на кицунэ, – это «был» прозвучало так уверенно, что Настя внутренне содрогнулась. А лисица продолжала: – Я могу насылать болезнь и беды на большом расстоянии. Но тебе это еще не под силу. Поэтому я привела тебя сюда, чтобы научить. Теперь твоя очередь. В доме есть еще один охотник, сын хозяина. Он молод, ему еще не время уходить. Просто сделай так, чтобы у него отнялась одна рука. Тогда он не сможет больше охотиться».

Настя, следуя примеру тенко, припала к стене дома и замерла, не зная, что делать дальше.

«Постарайся увидеть их, – пояснила лисица. – Увидеть то, что внутри. Выйди из тела, проникни в дом».

Настя сосредоточилась, отрешилась от всего, попыталась представить людей, которые спят за стеной. Ничего не выходило. Она долго стояла, распластавшись по стене, пока не затекли лапы. Тогда ей вдруг стало казаться, что тело сливается с деревом, из которого сделан дом, впитывается в него. Внезапно Настя провалилась сквозь стену и очутилась внутри. С изумлением опустила глаза, но не увидела собственного тела. Оно осталось там, снаружи, опустевшее, без сущности.

Страха не ощущалось. Настя огляделась. Люди спали, не подозревая о гостье. Пожилой мужчина похрапывал, лежа на спине – наверняка это и есть охотник, который вскоре покроется волдырями. Рядом с ним сопела жена. В другом углу, раскинув руки, спал юноша. Настя подплыла к нему, склонилась над постелью, разглядывая того, кого предстояло сделать калекой.

Она не испытывала жалости или сочувствия – никаких эмоций не было вообще. Протянув призрачную руку, Настя коснулась лба спящего. Появилось ощущение бесконечной силы, почти всемогущества. Сейчас она была бы способна убить юношу, стоило только пожелать.

Настя сдержала этот порыв, мысленно всмотрелась в жертву, почувствовала потоки энергии в ее теле. Передавила один из них легким нажимом, мысленно пожелав, чтобы правая рука юноши превратилась в беспомощную плеть. Сын охотника даже не пошевелился. Настя отошла от кровати и снова оказалась в собственном теле.

Больше она не видела, что происходит за стеной. Зато взгляд на собственную шкуру убедил ее: задание наставницы выполнено. Черно-бурая шерсть горела алмазными искрами. И Настя знала: сейчас глаза ее – как расплавленное золото.

«Хорошо, ты сумела», – кивнула тенко.

Уходит земля из-под ног.

За легкий колос хватаюсь…

Разлуки миг наступил.

Басё

Господин Камакура Уэсуги явился минута в минуту – японская вежливость не допускала опозданий. Сенкевич тоже проявил пунктуальность: гостя ждал накрытый стол, а за стоявшей неподалеку ширмой прятался Мадара, сжимая в лапах рисовую веревку и бумагу с заранее написанной молитвой.

На этот раз Сенкевич рисковать не стал, заучил обращение к Сонтэн, полагая, что у него хватит искренности, чтобы оно сработало. Глядя на такое чудище под человеческой кожей, любой матерый атеист и прожженный грешник будет молиться с искренностью невинного ребенка. Правда, Сенкевич так и не смог решить, когда лучше запечатывать демона: до обеда или после. С одной стороны, еда может придать сущности сил, с другой – вдруг он разомлеет и потеряет бдительность. Решил действовать по обстоятельствам.

Ужин продолжался часа два: Сенкевич добросовестно развлекал гостя приятной беседой, пока тот насыщался. Сакэ тоже было выпито немало. Наконец, когда довольный Уэсуги сыто откинулся от стола, Сенкевич светским тоном спросил: