Леди и Лев - Синтия Кирк

Шарлотта остановила его руку, мешая ему продолжать исследование.

– Стихи потом. Сначала расскажи мне, куда ты отправился после Малой Азии.

Со вздохом он откинулся на спину.

– Я поехал в Египет и приобрел там известность как честолюбивый, жадный малый, который мечтает прибрать к рукам какой-нибудь богатый археологический раскоп. Я обещал коллекционерам, что смогу раздобыть им что-нибудь вроде посмертной маски Клеопатры или мраморной статуи Рамсеса. Говорил всем, что мало забочусь о научности раскопок, больше о золоте.

Дилан взглянул на Шарлотту. Она смотрела на него очень серьезно.

– Чтобы это выглядело более правдоподобно, иногда мне приходилось прибегать к скверным поступкам.

– И поэтому ты взорвал гробницу фараона Тутмоса?

– Ага. Из-за этого случая я едва не вылетел из Службы, но тут мне наконец удалось нащупать гнездо контрабандистов, которые занимались скупкой колец в Александрии. Это позволило мне выйти на огромную партию статуй, которую собирались отправить на континент.

– Так, значит, все эти истории о беспробудном пьянстве, о женщинах… все они сфабрикованы?

Он уловил в ее голосе задумчивость.

– Должен признаться, что одно время я злоупотреблял виски, но когда меня свалила малярия, мне пришлось об этом забыть. Алкоголь может вызвать рецидив лихорадки.

– У отца тоже была малярия, – сказала она, больше для себя.

Дилан наклонился и поцеловал ее в макушку. Шарлотта улыбнулась ему в ответ.

– А эти истории насчет женщин? Неужели все они тоже выдумка?

– Все в них правда.

– Значит, ты занимался любовью на вершине пирамиды? – Она оперлась на локоть и посмотрела на него.

– Не сомневайся, Шарлотта. Так оно и было. И во многих других местах тоже.

– А танцовщиц ты тоже соблазнял?

– Я просто восхищаюсь любыми женщинами, которые умеют управлять своим телом.

Она в изумлении приподняла бровь. – А женщины из гарема?..

– Здесь я должен кое-что объяснить. Любой мужчина, знакомый с обычаями мусульманского мира, знает, что не следует заводить интрижку с женщинами из гарема – иначе тебя могут просто оскопить. Поэтому я никогда не позволял себе слишком сильно сближаться с такими женщинами, Шарлотта. Это было бы сопряжено с большой опасностью и обманом.

– Но не сейчас. Ты же не работаешь больше в Службе?

– Нет. Когда я встретил тебя в Египте, я как раз закончил с ними все свои дела. Мне предложили заняться раскопками в Дэз-эль-Бари, но французы поторопились и получили лицензию раньше меня. Поэтому, когда сэр Томас предложил мне заняться Долиной Амона, я ухватился за это предложение обеими руками. Я усмотрел в этом возможность заработать честное имя и репутацию ученого-египтолога.

Шарлотта вздохнула:

– Мне не следовало становиться тогда у тебя на пути. Если бы ты стал работать в Долине, то мог бы откопать гробницу принцессы Хатири.

Он посмотрел на нее с удивлением:

– Неужели ты в самом деле веришь легенде о любимой наложнице Рамсеса?

Теперь была ее очередь удивляться.

– Конечно, верю. И отец верил. Существуют три папируса времен восемнадцатой династии, которые рассказывают о том, как ее тайно захоронили, чтобы ревнивая царица не осквернила ее гробницу и не забрала сокровище фараона. Сам Геродот пишет о сокровище Хатири.

– Древние греки упоминают массу вещей, но мало что в действительности является правдой. – Он взял ее за руку. – В Долине Амона не осталось нераскрытых гробниц, которые ждут своего часа. Твой отец работал там десятки лет. Неужели ты думаешь, что он мог бы пропустить такую гробницу? А если он не нашел ее, то его отважная дочь обязательно должна была на нее наткнуться.

– Ты надо мной смеешься.

– Совсем чуть-чуть. – Он поцеловал ее в голову. – Но ты бы не стала искать Атлантиду. Как и сокровище принцессы Хатири.

– Сейчас ты рассуждаешь совсем как Йен, – пробормотала она.

Он нахмурился. Меньше всего он хотел хоть в чем-то походить на покойного Йена Фэрчайлда.

– Прискорбно слышать это. Я видел его лишь однажды, но не думал, что у нас есть что-то общее. – «Кроме тебя», – подумал он с унынием.

Она села в кровати.

– У тебя нет причин обижаться на Йена. Ведь люблю я – тебя. Самое смешное, но мне кажется, будь такая возможность, вы отлично бы поладили. Ты знаешь, он ведь был наполовину валлийцем.

– Что? – Он вскочил с кровати вне себя от волнения. – Это невозможно. Его фамилия Фэрчайлд.

– Фэрчайлд – фамилия его отца, но у него была еще и мать. А его мать родом из Уэльса. Мне помнится, его семейство из Аберисуита. Он отлично говорил по-валлийски – может быть, не так хорошо, как ты, но он очень гордился своими предками. А когда он был мальчиком, то иногда принимал участие в ежегодном фестивале бардов в Уэльсе.

– Я не хочу ничего о нем больше слышать.

Дилан стал искать свои ботинки. Он уже не мог ни о чем другом думать, только о Йене Фэрчайлде. Мало того что он делил с ним любовь к археологии и к Шарлотте, но он к тому же был и валлийцем! Но когда Дилан услышал, что покойный муж Шарлотты принимал участие в валлийском бардовском фестивале, кровь бросилась ему в голову. Значит, этот Фэрчайлд тоже имел склонность к стихосложению.

Проклятие, ему пришло в голову, что Шарлотта любит его только потому, что он напоминает ей ее покойного мужа. Он подозревал, что именно поэтому она отказалась стать миссис Дилан Пирс. Не важно, что теперь она утверждает, будто любит его, но Фэрчайлд был первым. И всегда им будет.

– Твои сомнения не имеют оснований, – произнесла она тихо. – Я люблю тебя, Дилан. Йен давно умер. Не позволяй ему встать между нами.

Набрав в легкие побольше воздуха, он обернулся. Шарлотта лежала обнаженной на кровати, вытянув руки ему навстречу. Какой мужчина мог бы устоять перед такой картиной? В одно мгновение он оказался рядом с ней и прижал ее к себе.

– Никогда больше не буду вспоминать Йена, – прошептала она.

– Ты можешь говорить о ком хочешь, моя дорогая. Я уже научился не быть ревнивым ослом.

Ревнивым и виноватым, подумал он про себя, обнимая ее крепче. Как и Шарлотта, он осознавал свою ответственность за смерть Фэрчайлда. Если бы тогда в пустыне его не мучила лихорадка, может быть, он устоял бы под натиском Шарлотты… и тогда Фэрчайлд остался бы жив. Но малярия, ее слезные мольбы и перспектива круиза по Нилу с той милой француженкой – все это вместе снова сделало из него негодяя. Однако к голосу совести примешивалась и радость. Ведь если бы Фэрчайлд был жив, Дилан никогда не смог бы держать в своих объятиях обнаженную и такую желанную Шарлотту.

Она высвободилась из его рук и села, ее таинственные серые глаза были устремлены на него. Как бы он хотел читать по ним так же легко, как читал древние персидские или греческие тексты.