Отступница - Уарда Саилло

В конце концов мы увидели по ту сторону ограждения старого исхудавшего человека с опущенной головой. На нем был спортивный костюм, уже давно потерявший форму.

— Это ты, Уафа, моя маленькая дочка? — крикнул он через забор. Его тонкий голос едва пробивался сквозь возгласы остальных людей.

— Нет, — закричала я, — я Уарда!

— Уафа, — ответил отец, — как прекрасно, что ты вспомнила обо мне. Почему ты раньше не приходила? — Отец не понял меня.

— Я не Уафа, — закричала я в ярости, — я Уарда!

Отец криками объяснялся с дедом и Джабером. Я больше ничего не сказала.

Затем нам пришлось покинуть тюрьму. Краем глаза я увидела, что человек, который был моим отцом, побрел по пыльному двору прочь. Надзиратели грубыми окриками подгоняли его.

— Пошли вон, бегом, бегом, по камерам! — кричали они. — Время закончилось. Быстрее!

Отец потерял все свое достоинство. Я была в ужасе, я была разочарована. Затем ворота закрылись за мной.

Я увидела отца, но он меня не узнал; я не разговаривала с отцом, не прикасалась к нему. Наши сердца не встретились. У них не было никаких шансов для этого, потому что они находились по разные стороны железного забора.

Я с таким же успехом могла бы остаться дома. Слезы нахлынули мне на глаза. Я снова нашла своего отца, но сейчас он был от меня дальше, чем когда-либо до этого.

Конец учебы

С февраля 1991 года я больше не посещала школу. Мне исполнилось семнадцать лет, и у меня больше не было никакого желания учиться. Девять лет я день за днем боролась за то, чтобы получать знания, больше узнавать о мире, потому что я видела в этом единственный выход из своего невыносимого положения. Я приняла решение не заниматься проституцией и не пытаться быстро заработать деньги, как многие девочки из моего окружения. Я хотела идти по серьезному пути в лучшее будущее.

И вдруг уже в девятом классе я прекратила прилагать какие-либо усилия. Я сама была в шоке от того, как быстро вся моя мотивация растворилась в воздухе, как быстро я сдалась.

Я перешла в другую школу за год до этого, потому что у меня начались такие боли в спине, что я лишь с большим трудом могла преодолеть долгий путь к лицею лалы Мириам, находившемуся недалеко от кладбища. Ночью я не могла уснуть, потому что мой позвоночник буквально горел. Мои мышцы от постоянного перенапряжения стали такими твердыми, что я едва могла дышать. Я несколько месяцев подряд кашляла кровью, время от времени у меня начиналась рвота. Чувствовала я себя очень плохо.

Все эти проблемы начались после того, как один из моих двоюродных братьев так сильно толкнул меня, что я упала на пол. Тогда мне было пятнадцать лет. Я думала, что у меня сломан копчик. И до сих пор у меня на этом месте прощупывается костный нарост.

Рабия, правда, отвезла меня в больницу, где мне сделали рентген, но затем врач выписал только одну мазь, которую Рабия или Муна втирали мне в больное место. Прошло очень много времени, пока боли стихли. Но с той поры я пропустила так много занятий в школе, что мне пришлось остаться в восьмом классе на второй год.

В новом классе у меня больше не было подруг. Таким образом, я была внезапно вырвана из своего социального окружения, где я хотя бы немного, но все-таки ощущала себя в безопасности, которой мне не хватало дома. Мои прежние подруги отдалились от меня. Саида украла у меня друга, Хаят по ночам шлялась вокруг домов, танцевала на дискотеках и вела себя как европейка; Карима стала правоверной, носила головной платок и носки, чтобы скрыть свое тело, и отказывалась даже подать руку мужчине, а Сихам я, по приказу ее отца, больше не имела права посещать.

Я осталась одна.

Теперь, много лет спустя я думаю, что это стечение обстоятельств сломило мою волю к учебе. У меня больше не было сил одновременно выносить угнетающий быт на улице Рю эль-Газуа и получать хорошие оценки в школе. Моя успеваемость становилась все хуже, и я начала прогуливать занятия.

Вместо того чтобы идти в гимназию, я шлялась по пляжу. Я читала книги и мечтала о другом мире, мире без преступников и жертв, мире без жестокости, издевательств и изнасилований, мире, в котором мужчины и женщины равны и обращаются друг с другом с уважением.

Но стоило мне вернуться с пляжа, как реальность снова настигала меня. В школе меня презирали, потому что я редко там бывала, дома на меня давили, чтобы я наконец начала зарабатывать деньги и отдавать их в семью.

Мне кажется, это было время, когда я подвергалась самой большой опасности потерять контроль над собой и скатиться к «легкой жизни», поверхностной, полной всяких развлечений и быстрых радостей, как это произошло с очень многими девочками. Но ангелы или, может быть, джинны простерли надо мной свои длани. Да, я сошла с пути, но не приземлилась на помойке.

В 1990 году я сменила школу и стала ходить в колледж под названием «Уалю аль-Ахид», возле которого сейчас находится знаменитый ресторан, специализирующийся на приготовлении куриных ножек, таджине и бараньих голов. Каждый раз, когда я прохожу мимо этого ресторана, то стараюсь перейти на другую сторону улицы, потому что мертвые глаза баранов на тарелках гостей вызывают у меня тошноту.

Я пыталась избавиться от имиджа ребенка-сироты, иногда обращаясь к какой-нибудь прилично выглядевшей женщине на улице и прося ее сыграть роль моей матери.

— Извините, лала, — говорила я, — вы не могли бы провести меня в школу?

— Что? — спрашивала женщина, ничего не понимая.

— Я опаздываю, и если моя мать не проведет меня ко входу и не извинится за мое опоздание, то меня не впустят в школу.

Я специально опаздывала, чтобы проделать этот спектакль. Я надеялась таким образом избавиться от вечного знака дочери убийцы.

Чужая женщина не поняла меня:

— Но я же не твоя мать!

— Я знаю, — ответила я, — моя мать очень больна и не может сопровождать меня в школу. А отец побьет меня, если узнает, что я опоздала.

Женщина медлила, но я чувствовала, что пробудила ее интерес.

— Так что я должна сделать?

— Просто проведите меня до ворот школы. Если хотите, можете накричать на меня и даже дать мне пощечину.

Женщина испугалась:

— Пощечину?

— Да, — сказала я, — ведь матери делают так, когда их дети опаздывают в школу.

Наверное, я говорила очень убедительно, потому что эта женщина действительно провела меня до ворот школы. Правда, ее ругань была слабовата, а дать пощечину она вообще оказалась неспособна, и весь спектакль вышел не очень впечатляющим, так что этот трюк я больше не повторяла.