Истина короля - Мария Сергеевна Руднева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От своего плана Джеймс не отступится.
Сам не зная, что толкнуло его вперед, Цзиянь последовал за удаляющейся от выставки стройной фигурой Джеймса. Костюм мецената Адама Сентера сидел на нем безупречно – вряд ли хоть кто-то, с кем он успел пообщаться, заподозрил подвох. За прошедшие годы Джеймс отточил мастерство производить впечатление до блеска – и очаровательная улыбка была подчас лучшей валютой, чем даже деньги.
Империя не пожалела сил на его обучение…
Цзиянь впервые задумался, чего может добиваться Империя, попустительствуя Джеймсовой мести – вряд ли он добыл поддельные документы и финансирование на путешествие сам, тем более что он упоминал генерала Люй. А где генерал, там и Императрица, которая мастерски действовала через армию, добиваясь своего любой ценой.
Империя Хань, несомненно, продолжала желать объединения с Бриттскими островами – но уже не на условиях тиранов-Блюбеллов, а на своих собственных. И, надо сказать, у них были все шансы: законный наследник престола всем им обязан, армия вышколена и готова к бою, и боги – в отличие от бриттских фаэ – не только не отвернулись от своей земли и народа, но и поддерживают всеми силами. Возможно, ханьским богам тоже тесно на территории Империи. Целый мир – вот бы где хватило пространства для всех четверых…
Пока Цзиянь терзался этими мыслями, он едва не упустил Джеймса из виду. Ему повезло, что Джеймс шел неспешно, помахивая тростью. Создавалось впечатление, что никаких дел на сегодня у него уже нет и он намеревается отправиться домой, но чутье, почти сверхъестественный сигнал тревоги, за который генерал Люй особенно ценил и выделял Цзияня, кричало о том, что Джеймса нельзя оставлять без присмотра сейчас – если Цзиянь хочет воспользоваться тонкой веточкой надежды пресечь его безумные план. По правде говоря, куда легче Цзиянь бы почувствовал себя, если бы мог пойти в Ярд и отдать всю имеющуюся у него информацию в руки профессионалов, но он поступил чудовищно глупо, позволив загнать себя в угол из-за Права на смерть. В этом Джеймс был прав – узнав, что он нарушил Право, Ярд не будет его даже слушать. Его ждет арест, суд и, возможно, казнь – а за это время Джеймс приведет свой чудовищный план в исполнение. И, конечно, он не должен ни на мгновение решить, что Цзиянь хочет выступить против него: иначе уже за свою жизнь он не дал бы ни гроша.
Приступ сентиментальности заставил Джеймса назвать его другом, но Цзиянь не сомневался, что рука Джеймса, держащая револьвер у него груди, не дрогнет, спуская курок.
* * *
Однако Джеймс Блюбелл буквально решил свести Цзияня с ума – то ли в самом деле почуял слежку, то ли просто тщательно создавал имидж слишком богатого мецената, опасаясь, что все-таки привлек слишком большое внимание к себе на Выставке.
Неспешно спустившись пешком от выставочной зоны в район художников, он побродил по галереям и в конце концов остановил свой выбор на картине молодого живописца, которая немедленно отправилась по его адресу с посыльным. Небрежные переговоры с владельцем галереи внушили последнему надежду на появление в скором времени покровителя и денежных вложений, но не сейчас, не сейчас – железный аргумент «сейчас проходит Ежегодная выставка достижений со множеством молодых дарований, вы же слышали о них?» сводил на нет любое продолжение переговоров. Однако галерист остался весьма удовлетворен и теми щедрыми авансами, что уже получил.
Цзиянь, само собой, внутрь за Джеймсом не ходил – к чему привлекать лишнее внимание? На улицах было довольно людно, а смешиваться с толпой ему всегда удавалось особенно хорошо. Генерал Люй мечтал одно время сделать из него шпиона, но передумал – а жаль, теперь Цзиянь об этом начинал сожалеть. Был бы его опыт слежки обширнее, он бы не мерз сейчас так сильно под козырьком почтовой будки, гипнотизируя взглядом дверь кофейни, в которой неспешно полдничал Блюбелл.
Конечно, все с той же неспешной обстоятельностью.
Цзиянь уже начал было думать, что Джеймс действительно решил помелькать перед глазами половины Лунденбурха – благо другая половина, собравшаяся в выставочных павильонах, точно его заприметила. Начинало смеркаться, пошел снег, и Цзиянь пожалел, что под плащом у него только тонкий сюртук, жилет и рубашка. Для слежки по такой погоде пригодилось бы несколько свитеров из шерсти каледонских овец.
Сумерки, однако, ничуть не расстроили Джеймса – он продолжал свой неспешный поход по художественному кварталу, а потом вдруг заторопился и направился в сторону Ризен-стрит. Неужели чутье обмануло Цзияня, и после дня, полного общения с потенциальными объектами своего покровительства, Джеймс отправится домой? Цзиянь замотал головой. Быть того не могло, он не мог так ошибиться, даже после стольких лет.
Не когда дело касалось Джеймса.
Любой, кто когда-либо занимался слежкой, будь то политический шпионаж или выискивание доказательств неверности супруги, знает, насколько это занятие утомительно. У Цзияня болели ноги, пока он шел пешком за Джеймсом на достаточном расстоянии, чтобы не привлекать к себе внимания. К его удивлению, путь привел Джеймса к бельведеру в парке – самому непопулярному месту из всех возможных. Цзиянь остановился у пруда, притворяясь, что ожидает визави, опаздывающего на свидание. Только в нелепых авантюрных романах шпионы прячутся за деревья и мосты. На самом деле нет худшего способа выдать себя преследуемому.
Пока Джеймс не обращал ни на кого внимания – лишь раз обернулся, и Цзияню показалось, что он смотрит прямо на него. Но нет… Мазнув по случайным прохожим взглядом, Джеймс достал часы из жилетного кармана и проверил время. Цзиянь перевел дух. Определенно, сумерки начали играть ему на руку. При свете дня его мог выдать малейший луч солнечного света, но теперь… Он лишь один из десятков мрачных прохожих, в которых утопает Лунденбурх, части из которых и дела нет, что их судьба меняется здесь и сейчас, что паровоз мистера Мирта, наверное, уже вернулся в павильон и что вот-вот появится соучастник Джеймса Блюбелла.
В том, что Джеймс ждет именно соучастника, Цзиянь перестал сомневаться, понаблюдав за тем, как изменилось его поведение. Джеймс стал ощутимо нервничать и действовал более скрытно – даже странно, что не воспользовался случаем зайти домой