Люций: Безупречный клинок - Йен Сент-Мартин

Но он ясно видел силуэт.

Еще один колдун. Один из любимцев Хакита, эта мысль вызвала улыбку на лице Композитора. Противник стоял, облаченный в броню из выскобленного серого керамита, на которой не было никакой геральдики или иконографии, кроме иероглифов, выгравированных на каждом дюйме доспеха. Небрежно покопавшись в памяти, Композитор узнал все, что нужно, без труда изучив его личность.

Он не был ни в одном из легионов. Жидкость, бегущая по его венам доказывала это. Сын какого–то малокровного капитула, историю и имя которого Композитору было бы нетрудно узнать, но никакого интереса эта информация не представляла.

Композитор ощущал силу в воине. Этот то действительно обладал потенциалом и со временем, под чутким руководством, он смог бы достичь великой силы.

Жаль только, что его жизнь теперь измерялась секундами.

Вспышки сверкающей зеленой энергии ударили в кинетический щит, который Композитор собрал вокруг себя в мерцающих раскатах грома. Щит возник меньше чем за секунду. Усилия, потребовавшиеся для блока, не превысили усилий, которые любой человек прилагает, чтобы моргнуть.

Композитор спокойно прошел вперед, в нематериальный шквал огня, его посох ритмично, словно метроном, стучал по палубе. Диренк вопил внутри своего скафандра, съежившись за спиной колдуна, прижимаясь все ближе с каждым отраженным выстрелом варп-огня. Он заметил, как Композитор поднял свободную руку, и, несмотря на изоляцию скафандра, ощутил, как температура быстро падает.

С терпеливой, почти насмехающейся медлительностью Композитор опускал руку. Колдун в конце коридора продолжал атаку, пока не припал на одно колено. Он поднял кулаки на уровень головы, конечности дрожали, а тело продолжало опускаться все ниже и ниже к полу.

Именно в этот момент Диренк понял, что противник не сам стал на колени. Его что–то придавливало. Серебряный шлем воина начал деформироваться. Гневные крики перешли в вой от боли, когда ладони и кисти стерлись в порошок внутри сплющенных перчаток, за ними последовали и предплечья. Кровь брызнула из скрежещущих трещин в броне. Керамит заскрипел, словно уголки зубов. Броня сломалась и разлетелась на осколки.

Когда все закончилось, в неглубокой воронке на палубе лежал неправильный формы диск из потрепанного серебра, похожий на драгоценный камень, вставленный в оправу короны.

Полосы измельченного мяса свисали с краев, подобно лентам причудливой формы. Каждый квадратный дюйм окружающих стен, потолка и палубы залила кровь, которая из–за огромного давления разбрызгалась из тела умирающего колдуна.

— Постарайся не поскользнуться, — произнес Композитор, когда они с Диренком проходили мимо этой страшной сцены, — весьма неприятная смерть, а?

Композитор проигнорировал то, что раба в ответ вырвало прямо в скафандр. Колдун сосредоточился на эфемерном наблюдателе, присутствующим здесь, чтобы стать свидетелем уничтожения своего приспешника. Композитор следовал по мысленному отпечатку, прекрасно зная к кому и куда это приведет.

По меркам воинов III легиона мостик «Эллипса» казался тесным и жестким. Какая жалость, ведь сыновья Магнуса являлись замечательными мастерами, когда на них находило должное вдохновение. Эстетика была редким гостем среди этих стен из камня и бронзы за птицеподобными горгульями, окружавшими командную палубу, за исключением искусно выполненной оправы, которая делала обзорный экран корабля похожим на золотой глаз.

Который пожирало пламя. Композитор признался себе, что именно это и разочаровало его. Он прибережет эти мысли до тех пор, пока не окажется на Просперианском звездолёте, который не старался бы уничтожить.

Мертвецы валялись на палубе вместе с теми, кто был при смерти и вскоре присоединятся к ним. Пьянящий запах горящей плоти смешивался с удушливой завесой плавящегося пластека и опаленного металла. Командный мостик освещали аварийные огни, но сигнализация молчала то ли из–за неисправности, то ли из–за того, что экипаж уже канул в лету.

Композитор пересек расстояние от главной переборки до командного помоста, где восседал на троне в кремовых одеждах, обгоревших до черноты, сутулый Хакит. Часть потолочных распорок рухнула во время битвы в пустоте, и зазубренный лонжерон ударил острием вниз, кончик торчал из центра груди изгнанного отпрыска Тысячи Сынов. Кровь стекала по доспехам, медленно капая в растекающуюся лужу между его сабатонов. Сгрудившиеся фигуры мертвых смертных, магов и младших псайкеров в эзотерических одеждах собрались вместе, чтобы сопроводить своего повелителя в загробную жизнь.

— Жаль, что ты не павони, — усмехнулся Композитор, подойдя к обмякшему телу Хакита, — я своими глазами видел их дары, заживляющие раны — воистину волнующее зрелище.

Подпорка издала болезненный скулеж, как только Хакит попытался подняться. Ноги подкосились и он рухнул обратно на трон.

— Нет-нет, — произнес Композитор, — не нужно подниматься, Хакит. Я могу взять то, что мне нужно и так.

— Как… — хриплый голос вырвался из–под шлема Хакита из пробитых легких. — Как же ты…

— Нашел тебя? — прервал его Композитор, — откуда мне было знать, что ты нашел то, что искал? Мой милый Хакит, я все это время знал!

Диренк выглянул из–за спины Композитора, обходя обугленные останки палубного офицера.

— Да я был с тобой с самого начала, — продолжил Композитор, — ты был один из многих маленьких зернышек, брошенных мною в Око. Пока ты рос, я следил за твоими успехами. Я культивировал тебя, и, самым незаметным и тонким образом направлял. Я являлся той невидимой рукой, рядом с тобой, чтобы дать тебе самый лучший шанс достичь моих желаний. И ты это сделал! — Композитор рассмеялся. — Некоторых я посылал за знаниями, других за реликвиями, но только тех, кто был особенным для меня, я слал на поиски паутины. Ты один из тех особенных, Хакит. Твоя звезда ярко сияла и вот мы здесь, благодаря тебе. Ты преуспел там, где другие потерпели неудачу.

Композитор опустился на корточки перед Хакитом и их глаза оказались на одном уровне.

— Ты должен быть довольным тем, чего достиг. Ни у кого из остальных не хватило изобретательности сделать то, что сделал ты. Пусть это послужит тебе утешением, когда наше время истечет.

Хакит поднял слабую, дрожащую руку в сторону Композитора, — позволь же мне… — его рука дрогнула прямо перед шлемом колдуна, прежде чем упасть на колени с глухим стуком, — узнать, кто ты.

Композитор склонил голову набок. На несколько мгновений воцарилась тишина, её прерывали гул потоков пламени и искрящиеся консоли. Композитор потянулся к горлу Хакита. Он открыл застежки разбитого шлема, стянув его с головы поверженного колдуна. Разбитое и окровавленное, но всё еще гордое лицо царя-философа, создания, способного подчинить своей воле течение вечного океана варпа, смотрело на Композитора. Из одних и тех же глаз на него смотрел и вор и убийца.

— Мне очень жаль, — ответил Композитор, поднимаясь. — Если бы ты был в лучшем состоянии, я мог бы подумать о подобной награде за то, что ты нашел для меня. Но увы, то, что я сейчас сделаю, скорее всего будет для тебя концом, дорогой мой Хакит.