Кошачий король Гаваны - Том Кроссхилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тупо кивнул. Да, Вальдес нам угрожал, но я слышал лишь одно: после того, как уедете из страны.
Вальдес нас отпускал. Наступило облегчение, настолько сильное, что я затрясся.
– Все ваши телодвижения ни к чему не привели, – ухмыльнулся Вальдес, откинувшись на стул. – И вы должны это запомнить. Вот почему я вас отпускаю. Революция сильна. Поднятый вами шум ничего не значит. Вы сами ничего не значите.
Он долго смотрел на нас обоих, словно ждал ответа. Я поймал себя на том, что киваю, хотя не могу не отметить, что действие было неосознанным.
– Выкиньте из головы всю эту чушь, – сказал Вальдес. – Идите на пляж. Танцуйте касино. Летите домой. И не возвращайтесь никогда на Кубу. Это понятно?
Я бы просто снова кивнул, но тут внезапно заговорила Ана:
– Это страна Рика. Здесь его родные. Вы не можете запретить ему вернуться.
Вальдес смерил ее долгим взглядом:
– Вы ничего не знаете об этой стране.
И больше он явно ничего говорить не собирался.
Вальдес встал и, не обращая внимания на официантку с кофе и мороженым, пошел к дверям. Он остановился уже на пороге и будничным тоном произнес:
– Не ешьте здесь. Вам не захочется провести оставшиеся дни отпуска в обнимку с унитазом.
* * *
Еще долго после его ухода мы сидели в кафе, молча пялясь на вазочки с тающим мороженым. Смесь облегчения и страха оставила горький привкус во рту, обида сжимала горло. Когда кофе Вальдеса совсем остыл, мы наконец встали.
Нас остановила официантка:
– С вас пять «куков». – По безразличному голосу было неясно, слышала ли она наш разговор. И ее определенно не волновало, что мы даже не притронулись к мороженому.
Разумеется, мы отдали деньги. Это была плата за то, что какому-то козлу на государственной службе удалось нас запугать.
Машина Вальдеса давно уехала. Ни слова не говоря, мы пошли по пустынной улице в том направлении, откуда приехали. Тяжелый ночной воздух заглушал все звуки. Даже шаги казались глухими, словно тиканье далеких часов. Темные дома и сады вокруг казались безжизненными, словно зона отчуждения в Чернобыле.
Тишина оказалась уместной и соответствовала образовавшейся в голове пустоте. Не умиротворению, а именно пустоте. Разговор с Вальдесом обрушил мой мозг, как современный сайт может обрушить Internet Explorer.
– Сочувствую, – наконец сказала Ана.
– По поводу? – не понял я.
– Ну он же сказал, что нам нельзя возвращаться…
И тут до меня дошло.
Я никогда сюда не вернусь. Никогда больше не увижу Хуаниту, Йоланду и Йосвани, никогда не посещу места, где росла мама, не встречу людей, кто ее знал… никогда больше не пройду по ночному Малекону, не буду танцевать в «Милочо» и не прогуляюсь по Обиспо жарким воскресным днем.
Мне хотелось одновременно смеяться и плакать. Странное ощущение. Словно кто-то вырвал из меня что-то важное и я больше не мог нормально жить.
Не так ли чувствовала себя мама, когда решила взойти на борт корабля, идущего в Майами?
Наверное, Ана догадалась, о чем я думаю, потому что преувеличенно весело сказала:
– Вряд ли это официальный запрет. Может, он просто пытался нас запугать.
– У всего есть свои последствия. Жаль, что я не встретил Рикардо раньше. Тогда бы знал…
Мгновение Ана молчала.
– Ты бы сделал это снова? Если бы Йоланда попросила помочь подруге?
– Ты все слышала. Мы ничего не добились.
– Но сделал бы?
Вот оно. Простой вопрос, но, когда я открыл рот сказать «нет, конечно», слова застряли в горле.
Потому что, когда я подумал о Кубе, на ум пришли не только танцы, но и обветшавшие, полуразрушенные здания повсюду, проститутки на улицах Гаваны, зарабатывающие единственным известным им способом, плохо одетые люди… Я подумал о маме и Рикардо, как они гуляли по Прадо, еще не зная, что их ждет в будущем.
Если я опубликую стихи Рикардо, если напишу посвящение, о котором он просил, рано или поздно ищейки Кастро выйдут через него на меня. На мою семью. И тогда серьезные последствия неминуемы.
Я дал слово Рикардо, но еще я нес ответственность за своих родных. Посвящение появится. Я не смогу опубликовать стихи на своем сайте, придется найти другого издателя. Если Рикардо потом вызовут на беседу в МВД, надеюсь, он меня не выдаст.
– Итак, последуем совету Вальдеса, – предложила Ана. – Будем танцевать. Пойдем на пляж. Покинем страну. И предоставим Йоланде и ее друзьям бороться с режимом самим.
Осуждение, прозвучавшее в ее голосе, не могло изменить истинного положения дел.
– Так будет вполне ответственно, – сказал я.
Последние дни перед соревнованием прошли быстро. Пабло так нас изматывал, что думать сил не оставалось. С каждым днем его нетерпение росло.
– Да что с вами, ребята? – спрашивал он. – Вы весь свой огонь растеряли.
Разумеется, мы не могли ему сказать правду. На самом деле после встречи с Вальдесом нам стало легче. Всю прошлую неделю мы подозревали, что за нами следят. Теперь мы знали это наверняка.
Не страх мучил меня последнюю неделю, а сознание, что я больше сюда не вернусь.
За завтраком Хуанита пригласила меня приехать на следующий год на день рождения Йоланды. Мол, снимем домик на пляже и шезлонг.
Я кивнул, улыбнулся.
Тетя смеялась с кем-то по телефону, пела болеро, моя посуду, а я изумлялся, как кто-то рядом со мной, дышащий тем же воздухом, может чему-то радоваться.
Что до Йосвани, так он только и говорил, что о своем диске.
Их группа сняла студию, а он уже фантазировал, как завоюет латинскую Грэмми. Ни я, ни Ана не хотели портить ему настроение.
– Он мне нравится, – сказала Ана. – В целом. Но не его политическая проницательность меня заводит, если ты понимаешь, о чем я.
Развивать тему я не стал, но все равно знал, что буду скучать по кузену.
В ночь нашего разговора с Вальдесом Йоланда чуть с ума не сошла. Мы сообразили позвонить ей, только когда оказались на Авенида де лос Президентес. К тому моменту она уже примчалась на такси к «Ла Грута» и опросила всех в радиусе пяти кварталов, видели ли люди нас. Йоланда уже собиралась идти домой и выложить все Хуаните в надежде, что та через своих друзей в правительстве сумеет помочь. Когда мы наконец встретились на Двадцать третьей улице, кузина с мрачным видом усадила нас в небольшом кафе.
– Мне очень жаль, – вздохнула она. – Я зря вас во все это втянула. Пообещайте одно: до конца отпуска больше не рискуйте. Даже по мелочам, хорошо?