Янтарь и Льдянка. Школа для наследников - Дарья Снежная

Я даже посмотрела наверх, но гибких силуэтов на крыше не оказалось, только стая голубей сорвалась ввысь, оглашая округу недовольным курлыканьем. Или радостным. Или тревожным. Кто их знает, этих голубей?

По мере приближения к храму тишина постепенно таяла, наполняясь многоголосым гулом. А тот в свою очередь взорвался восторженными криками, стоило окруженной гвардейцами коляске показаться из-за угла. От несметного количества устремленных на меня взглядов, возгласов, сливающихся в невозможную какофонию, мысленно подбадривать и веселить себя стало сложнее. Я почувствовала, как внутри все снова сжимается, а настроение, которое я так старательно поднимала, стремительно скатывается вниз. Чуть успокоилась я, только когда заметила, что вокруг коляски перламутрово переливается прозрачный защитный купол.

Столичный храм Семи Богов, насколько мне известно, считался если не самым крупным, то самым величественным и дорогостоящим во всей Империи. Двухъярдовые статуи на крыше сверкали золотом, как и украшающая портики лепнина, колонны сияли мраморной белизной, и на фоне всего этого великолепия каждый чувствовал себя тем, кем он на самом деле являлся — пешкой в руках возвышающихся над нами богов. Хотя при взгляде на стоящего на верхних ступеньках храма Императора в голову закрадывалась мысль, что некоторые из смертных гораздо ближе к богам, чем другие. По крайней мере, жалкой и ничтожной широкоплечая фигура с наброшенным на плечи ярко-алым плащом точно не была.

Когда повозка остановилась, первыми на красную дорожку выпорхнули фрейлины. Лир Торнелл-старший подал мне затянутую в белую перчатку руку. А я почему-то отметила, что у него на камзоле очень красивые пуговицы, наверняка украшенные самыми настоящими изумрудами. У Амелии из прически сзади выбился локон, а у Камелии от волнения дрожали держащие букет руки. Только когда передо мной возникла обтянутая серебристым камзолом грудь Императора, я поняла, что пыталась сосредоточиться на чем угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.

Он широко улыбнулся, и от серо-стальных глаз лучиками разбежались мелкие морщинки.

— Меня несказанно радует ваше благоразумие, Анаис, — едва слышно произнес первый человек Империи, когда я неуверенно положила ладонь на его локоть.

Обычно невесту к алтарю сопровождал ее отец или опекун за неимением оного. Мне же выпала невероятная честь.

— Вы не оставили мне иного выбора, кроме как быть благоразумной, — отозвалась я, глядя, как медленно открываются перед нами массивные темные двери.

Следом за едва слышным скрипом раздался нарастающий шелест: все присутствующие в храме оборачивались в нашу сторону и, по мере того как мы продвигались вперед, склонялись в реверансах и поклонах. Присутствовать на церемонии в храме были допущены только избранные, но от сотен лиц этих избранных рябило в глазах. Улыбка маской приклеилась к моему лицу, и я машинально расправила плечи и вскинула подбородок, только для того, чтобы не показывать, насколько мне не по себе. Внезапно вспомнилось, как я совсем недавно шла к карете через школьный двор, и я тут же вскинула глаза, надеясь, как тогда, поймать знакомый золотистый взгляд.

Янтарь на меня не смотрел.

Он стоял прямо передо мной возле алтаря, усыпанного дарами для Неи[15], — затянутая в темно-бордовый камзол фигура, сцепленные в замок за спиной руки, вновь усмиренные огненные волосы, которые теперь не скрывают направленного в никуда, совершенно пустого взгляда. Кажется, с ролью счастливой невесты я справляюсь куда лучше, чем он с ролью счастливого жениха. Мне снова стало стыдно за вчерашнее, а еще отчего-то неимоверно обидно.

Он вынырнул из своих размышлений, только когда мы с Императором приблизились к лестнице, ведущей на пьедестал с алтарем, и замер на несколько мгновений, стоило нашим взглядам встретиться. Мне даже показалось, что я могу разглядеть собственное лицо в расширившихся, подрагивающих зрачках. Не отводя глаз ни на секунду, он спустился, протянул руку, а Император с довольной улыбкой вложил в нее мои ледяные от волнения пальцы.

Я сама вцепилась в ладонь огневика, как потерпевший кораблекрушение — в обломок мачты, заставив его едва заметно приподнять брови от удивления. Ну почему я прямо сейчас не могу ему сказать о том, что виновата, и пусть прекращает дуться! Это показное равнодушие сейчас задевает меня еще больше, чем ядовитое подшучивание.

Но Янтарь уже отвернулся, увлекая меня за собой к алтарю.

Жрица Неи в золотистом струящемся одеянии подняла на нас сияющие радостью глаза. Что же, на нашей свадьбе есть по крайней мере два человека, получающих удовольствие от происходящего…

— Солнце всходит на востоке и заходит на западе, — ее звонкий голос вознесся под каменные своды храма, заставляя всех притихнуть. — День сменяет ночь, весна — зиму. Этот порядок вечен и неизменен так же, как и стремление хранительницы очага Ней, светлой богини, объединять две жизни в одну и даровать миру новую жизнь…

Я не особенно вслушивалась в ее слова, мечтая, чтобы все это закончилось как можно скорее. Чрезмерная торжественность происходящего угнетала, а четырехъярдовые статуи богов вдоль стен давили своим величием. Я никогда не была сильно верующим человеком, но сейчас мне особенно отчетливо подумалось, сколько порой лицемерия в этой вере. И жрицы Ней, проповедующие любовь, не имеют права заключать союзы вроде этого. Я настолько погрузилась в собственные мысли, что чуть не подпрыгнула, когда над ухом раздался голос Янтаря:

— Я, Дарел из рода Дэриэн, беру в законные жены Анаис из рода Горных королей.

Мое сердце ухнуло куда-то в живот, когда я с непередаваемым ужасом осознала, что через какие-то мгновения мне предстоит произнести то же самое. Я непроизвольно еще сильнее стиснула его руку, парень вздрогнул, но продолжил, не сбиваясь:

— Перед богами и всеми присутствующими здесь клянусь любить… — Мне показалось, что его голос едва заметно дрогнул, оборвался, замер и только потом продолжил уже спокойно и ровно: — Уважать ее и хранить ей верность.

Показалось. Точно показалось. Или… нет?

— Быть ее поддержкой и опорой в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в печали и радости до последнего вздоха.

Слова растаяли в тишине, а я, слишком задумавшись над промелькнувшей странной интонацией, не сразу поняла, что все теперь выжидающе уставились на меня. А стальной грозный взгляд Императора за спиной стал буквально материальным и врезался в лопатки не хуже ледяной стрелы.

— Я, — собственный голос, разносящийся по храму, показался мне неимоверно жалким, — Анаис из рода Горных королей, беру в законные мужья Дарела из рода Дэриэн. Перед богами и всеми присутствующими здесь клянусь… — У меня перехватило дыхание, я набрала воздуха в грудь и произнесла, стараясь не сорваться на скороговорку и с трудом подавляя желание зажмуриться: — Любить, уважать его и хранить ему верность. Быть ему поддержкой и опорой в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в печали и радости до последнего вздоха.