Холодное сердце пустыни - Вера Волховец

Если бы только была возможность — Сальвадор бы вытянула этого недоумка из воды за шиворот, вот только он не из тех мальчишек, что позволят собой вертеть. Она даже знает, что вновь услышит от него.

Я сам решу, ради чего рисковать моей жизнью.

Да еще и зыркнет мрачно из-под темных бровей.

— Госпожа, у нас тут гости… — Рик мысленно кашлянул, явно пытаясь звучать деликатно.

— Это не гости, — устало вздохнула Сальвадор, только глянув вперед, — это хозяйка этого озера. Это мы у неё в гостях.

По белым ступеням из резной беседки, той самой, что была увита тонкими стеблями, на которых красовались те самые шайтановы лотосы, навстречу Паулю спускалась Нии-Фэй.

— Нет.

Голосом Нии-Фэй можно отправлять на верную смерть, до того он сладок и нежен. Любое её слово звучало, как признание в любви — искреннее, глубокое, страстное. И что бы она не сказала смельчаки все равно вдохновились бы настолько, что сами ринулись на вооружённого до зубов врага.

Да и сама Нии-Фэй голосу своему не уступала — свела бы с ума не одного смертного воина, одним только тем, как отбрасывает волосы с плеч.

Она была богиня.

Этим можно было описать абсолютно все, что Пауль мог подумать о Нии-Фэй.

Уж насколько хороши были русалки, что сплывались к той дорожке, по которой он шагал, но богиня любви своей красотой могла затмить солнце на небе, если бы осмелилась настолько бросать вызов солнцеликой Шии-Ра.

Наверное, будь Пауль чуть поюнее, он, верно, с четверть часа мог бы простоять с открытым ртом, наблюдая за каждым плавным движением Нии-Фэй. Да даже за её волосами, вот уж на что действительно сложно было налюбоваться…

Эти кудри… При виде них не думалось о волосах, только о золоте, из которого пряли эти шелковые пряди и завивали их этими тугими локонами… В этих волосах, кажется, даже вспыхивали крохотные звезды — подарок самого Мафрея, который, по слухам, уже давно ухаживал за богиней любви и страсти.

И эта богиня сказала Паулю: «Нет». Паулю, что стоял сейчас перед ней преклонив колено и потратил столько собственного красноречия на самую изящнейшую просьбу, на которую вообще был способен. Не мудрено, конечно, даже в период своей купеческой практики, у Пауля не было настолько сложной цели, как богиня, у которой надо выпросить вожделенное.

— Я явился к тебе без дара, достойного тебя, и прогневал тебя, прекраснейшая? — осторожно начал Пауль, но Нии-Фэй просто качнула головой, не спуская с Пауля взгляда ярких небесно-лазурных глаз.

— Я не чту даров и не принимаю жертв, эффинец, это известно всем, кто слышал обо мне, — от холодности в тоне богини можно было околеть до смерти, — любой, чье сердце тронули любовь и страсть, уже приносит мне жертву. Большего дара мне не нужно.

— Но что тогда я сделал не так, прекраснейшая? — Пауль слышал, как шипят за его спиной русалки, но отступиться сейчас… он просто не мог. Он явился сюда за лотосом для Мун и без него уходить не собирался. Хотя…

Он ведь уже имел дело с разъяренной богиней и знал, чем может аукнуться их гнев. Вот только сейчас ему терять было нечего. Через три дня он встретится с Сальвадор на песке её капища, и может не уйти с него живым.

Хотелось оставить для Мун хотя бы что-то, после чего она бы его не забыла.

И у беглого гладиатора было довольно мало способов объяснить этой пустынной колючке, насколько глубоко она засела в его сердце. Что она не права, дело было совсем не в похоти…

Так мало времени у них осталось. И ни единого подходящего слова у Пауля так и не нашлось, чтобы с ней объясниться.

Но Нии-Фэй все так же непреклонно смотрит на него. Она не может солгать. Она не может сказать то, чего нет.

Неужто — он и сам ошибается? Неужели, он и вправду недостаточно места в своем сердце отдал Мун и принимает за глубокое чувство то, что этим чувством не является?

— Сердце твое — как раскрытая книга, эффинец, — Нии-Фэй все-таки решает удостоить его ответа, — и дар твой велик, и выбор твой крепок. Из всех, кто приходил ко мне и просил у меня мой лотос, ты достоин не меньше других. И все-таки нет. Мой ответ останется именно таким, и никак иначе.

— Почему же? — Пауль вновь повторяет свой вопрос, глазами же нашаривая подходящий бутон.

Необязательно получить лотос в дар от самой богини.

Можно и украсть…

Главное потом — выбраться из воды, встать ногами на твердую землю. По законам богов и смертных — в этом случае Пауль будет считаться победившим в поединке с богиней.

Нашел…

Лотосы тут везде — и парочка так удачно прикорнули на мраморной ступени, у самой золотой сандалии богини.

— Знак на твоем плече, эффинец, — тихо вздохнула Нии-Фэй и сделала шаг влево, чтобы опереться ладонью об узорчатые перильца лестницы, — это ведь знак благословения Эльяса эль Мора?

Она вроде как делала дистанцию между собой и Паулем больше, но он не был в обиде — это было очень кстати. Тугой синий бутон оказался у самой подошвы сандалии богини.

— Да, прекраснейшая, — недоумение не пришлось изображать, — но почему тебе это важно?

— Я не диктую смертным, как им жить и кому приносить жертвы, — в тоне Нии-Фэй звучали только неудовольствие и горечь, — но тем, кто взывает в сложный час к Королю Голода, я не даю своих благословений и не дарую своих цветов. Тебе лучше уйти. Я начинаю терять терпение.

— Прошу, прекраснейшая, не гневайся…

Пауль подался вперед, вставая уже на оба колена у ног богини, касаясь лбом узорчатой плитки у самых пальчиков ног Нии-Фэй.

Все это было не просто так — именно в эту секунду он и опустил свои ладони у сандалий Нии-Фэй. Одной из них накрыл тугой бутон. Сакральный момент. Аман говорил, что если сердце любит недостаточно крепко — как только сорвешь цветок, раздастся громкий звон…

Нии-Фэй топнула ногой.

Это было как подводное землетресение, и плотная волна просто отшвырнула Пауля назад на несколько шагов. Лишь чудом он успел укрыть крохотный бутон лотоса в плотно сжатой ладони.

Если Нии-Фэй не видит сквозь его плоть — она не увидит этого цветка.

Тихо. Или это просто в ушах зазвенело после сильного удара?

— В иное время, я бы нашла твою настойчивость очень милой, смертный, — Нии-Фэй говорила это негромко, но каждое ее слово будто капало на кожу каплей раскаленного свинца, — но я уже говорила. С теми, кто выбрал своим кумиром Эльяса эль Мора, я дел не имею. И с этим лживым недоразумением, что выдает себя за бога — тоже. Верни мой цветок.

Странно. Звона ведь не было… Но Нии-Фэй все равно в курсе свершившейся кражи.

Русалки могли бы, наверное, выдрать, а то и выгрызть нежный нераскрывшийся бутон лотоса из пальцев Пауля. Он случайно поймал пару улыбок этих красоток и понимал, о чем говорит — зубы у любимиц Нии-Фэй были мелкие и острые, абсолютно нечеловеческие.