Живые тени - Корнелия Функе

Можешь забыть самого себя, но не ее.

И вновь тропинка уперлась в изгородь. Доннерсмарк с проклятием рубанул саблей по ветвям. Справа. Слева. Даже слова, казалось, утратили всякое значение. Джекоб начал сматывать нить, чтобы она привела их с Доннерсмарком обратно к последнему перекрестку.

Не забудь ее.

Сколько часов они здесь кружат? Или уже миновали целые сутки? Существует ли что-нибудь, помимо этого лабиринта? Джекоб оглянулся, нащупывая в кармане пистолет, и вдруг увидел позади себя мужчину с обнаженной саблей.

Незнакомец опустил саблю.

– Джекоб, это я!

Доннерсмарк.

Повтори это имя, Джекоб.

Нет, существует только одно имя, которое он не имеет права забыть. Лиска.

Она еще жива.

Повтори.

Она еще жива.

Он прислонился спиной к вечнозеленой листве изгороди. Аромат забудок ударил ему в голову клейким ничто.

Потом он двинулся дальше – и вдруг схватился за грудь.

Четвертый укус.

Нет. Только не сейчас.

От боли он рухнул на колени, выпустив из рук клубок. К счастью, Доннерсмарк успел нагнать клубок до того, как тот исчез под ближайшим кустом.

Боль заставила сердце Джекоба биться с чудовищной скоростью, но все, о чем он мог помыслить, было: «Только не сейчас. Только не здесь!» Сначала он должен ее найти!

– Что с тобой? – Доннерсмарк склонился над ним.

Сейчас пройдет, Джекоб. Это всегда проходит.

Боль разлилась по всему телу, поглощая его плоть.

Доннерсмарк встал рядом с ним на колени.

– Нам не выбраться отсюда. Никогда.

Джекоб, соберись с мыслями.

Но как, если боль затуманила ему рассудок?

Он сунул дрожащие пальцы в карман. Где же она? В складках золотого платка лежала визитка. Пустой она оставалась недолго.

Тебе нужна моя помощь?

Джекоб прижал руку к ноющей груди. Ответ дался ему нелегко. Подобный торг мог окончиться плачевно.

– Да.

– Что ты там делаешь? – Доннерсмарк с недоверием уставился на карточку.

Она наполнилась новыми письменами.

Всегда пожалуйста. Надеюсь, это залог плодотворного сотрудничества. Ты готов заплатить мою цену?

– Все, что попросишь.

Вряд ли это будет дороже, чем цена, назначенная феей. Только бы им выбраться из лабиринта!

Ловлю тебя на слове.

Зеленые чернила. Почти такие же зеленые, как глаза Ирлкинга. Гуисмунд продал душу дьяволу. А кому продавал сейчас свою Джекоб?

Боль отступила, но Джекоба все еще мутило от аромата забудок, и он едва уже припоминал собственное имя.

Визитка оставалась пустой.

Ну же!

Буквы вырисовывались мучительно медленно.

Два раза влево – раз направо.

Два раза вправо – раз налево,

тропинка, сотканная Синей Бородой.

Джекоб, вставай!

Это путь вон отсюда. Самый настоящий.

Доннерсмарк поспешил за ним следом. Влево и еще разок влево. Направо. Джекоб позволил нити дальше скользить между пальцами. Вправо. И опять вправо. Потом – налево.

Луч одного из фонарей упал на просвет в живой изгороди. Они поспешили туда, опасаясь, что в следующий миг все опять окажется миражом. Но стены расступились, и они очутились на свободе.

Их взору предстал старый дом. Почти такой же старый, как род его владельца. Герб над порталом сильно пообветшал, но великолепие серых стен и башен минувшие века почти не задели. Темные контуры его растворялись в ночи. Фонарь имелся только рядом с парадным подъездом, свет поступал также из двух окон на втором этаже.

За одним из них стояла Лиса.

Нет. Лабиринт Труаклера Джекобу не помеха. Лиска отдала бы все на свете, только бы он оказался подальше отсюда, и одновременно она была счастлива, что он здесь. Несказанно счастлива.

Джекоб явился не один. Доннерсмарка Лиска узнала не сразу. Когда-то она сочла его сестрицу дурочкой, за то что та позволила Синей Бороде себя обольстить.

Слуга Труаклера силой оторвал ее от окна. Она вгрызлась ему в поросшую шерстью руку, хотя человечьи зубы были намного тупее лисьих, и вырвалась. Графин наполнился уже до половины, но Лиска опрокинула его, а слуга не успел поймать. Он вцепился ей в волосы и принялся так грубо трясти, что у нее захватило дух. Без разницы. Накопившийся страх белыми струйками бежал по столу. Джекоб был рядом, и оба они были живы.

– А слава о его мастерстве и в самом деле вполне оправданна! Хотя я это никогда и не ставил под сомнение, боже упаси.

В дверях стоял Труаклер. Он подошел к столу и стал собирать стекавшие с него капли себе на ладонь.

Особенного беспокойства по поводу освобождения Джекоба из лабиринта он не проявлял.

– Ты не сможешь его убить!

И что она себе думает? Что слова обернутся реальностью, стоит их только достаточно громко произнести? Лиска почувствовала, как возвращается страх.

Труаклер помочил пальцы в белой жидкости у себя на ладони.

– Еще посмотрим. – Он кивнул слуге. – Отведи ее к другим.

Лиска кричала имя Джекоба, пока слуга тащил ее по коридору. Зачем? Предупредить его, позвать, завернуться в его имя, словно в шкуру, которую у нее отнял Синяя Борода?

Не зови его, Лиска!

Слуга остановился.

«Отведи ее к другим».

Дверь ничем не отличалась от остальных дверей, но Лиска так явственно чуяла за нею смерть, словно сквозь темное дерево просачивалась кровь.

– Ты кое-что забыла.

Труаклер стоял позади. Он поднес к ее глазам связку ключей, которую за обедом положил рядом с ее тарелкой. Наверное, ему хотелось увидеть ее дрожащие руки, просовывающие золотой ключ в замок.

Джекоб не разрешил ей войти в дом Синей Бороды, убившего сестру Доннерсмарка. Тогда Лиска еще посмеялась над этим. Лисица слишком часто сама становится убийцей, чтобы бояться смерти, но зрелище, ожидавшее ее за дверью, вопреки всем ожиданиям наполнило ее ужасом.

Этот охотник своих жертв не отпускал.

Девять женщин. Они висели на золотых цепях, сродни кошмарным марионеткам, умерщвленные собственным страхом. В их глазах зияла пустота, но на бледных лицах навеки запечатлелся ужас. Убийца хранил их в своей красной комнате, словно драгоценности в шкатулке. Оцепенелые остатки вожделения, которое они ему уготовили, жизни, которую они ему отдали, и любви, которая их к нему заманила.