Сногсшибательный мачо, или Правило первого свидания - Екатерина Гринева

Я шла между двумя парнями и сосредоточенно считала шаги, чтобы не свихнуться. Я понимала, что сейчас меня подвергнут перекрестному допросу и на многие вопросы я наконец-то получу ответы. Наверняка напоследок. Но думать об этом не хотелось, как и о многом другом.

Я вошла в просторный холл, заставленный мебелью светлого цвета. Меня оставили посередине и, ничего не сказав, ушли. Я повертела головой, оглядываясь по сторонам, но вокруг никого не было, и я стала скользить взглядом по обстановке, надеясь, что наткнусь на предмет или вещь, которые наведут меня на мысль о владельце особняка.

Было два шкафа с книгами, сервант с дорогим фарфором, кожаный диван желто-горчичного цвета и такие же кресла. Вообще мебель и вся обстановка в гостиной была дорогой, но безвкусной, как будто бы ее покупали в магазине наспех, не особо выбирая. Ткнули пальцем и купили.

Мой взгляд зацепился за собственную фотографию, висевшую в рамке на стене. От удивления я издала приглушенный возглас и подошла ближе. Конечно, это была не я и обмануться можно было только издали, но девушка была на меня очень похожа, просто удивительно. Я услышала сзади покашливанье и резко обернулась.

Позади меня стоял Волховский. В хорошем костюме, как всегда, подтянутый. Но под глазами у него были мешки, и вообще вид – помятый, словно он много пил накануне или много работал ночью и поздно лег спать.

– Здравству… – слова застряли в горле.

– Привет! Похожи? – кивнул он на снимок.

В ответ я мотнула головой. От шока и неожиданности я совершенно не могла говорить. Мысли путались и в голове шумело: «При чем здесь Волховский!»

– Это Натуся. Натэлла, – как я называл ее. Он подошел к бару, открыл его и достал оттуда бутылку виски. Плеснул немного в широкий хрустальный стакан и отпил.

Я вспомнила название яхты Волховского – «Натэлла»…

– Наталья Муратовна Каменькова. Наташа Галипова. Она была моей девушкой, мы собирались пожениться, но ее папаша все испортил. – Он замолчал. – Короче, свадьба расстроилась. А вскоре она вышла замуж за другого, Игоря Каменькова. И я сказал сам себе, что я так это не оставлю. Ни за что… И буду ждать: сколько бы времени мне ни понадобилось. Месть стала главным делом моей жизни. Я организовал налет на коттедж с целью убийства ее мужа. Все шло по плану, но одному ублюдку удалось скрыться. Самому главному, который имел выход на человека, тесно связанного со мной. Это было опасно, очень опасно для меня. Но я надеялся, что у него хватит благоразумия молчать в тряпочку и не вылезать с этой историей. Здесь я ошибся. Он связался со своим родственником, неким Павлом Арсеньевым, и тот с помощью пленки, на которой было записано признание брата, cтал шантажировать меня. – Меня била дрожь. Налет в коттедже – его рук дело! Волховский снова отпил из стакана. – Неужели ты думаешь, я сделал тебя своей девушкой просто так? Ты напоминала мне ее. – Он замолчал. – Мне нужна запись, и ты мне ее отдашь. Не сегодня, так завтра. Обязательно отдашь. У тебя есть время, чтобы понять: у тебя нет другого выхода. И никогда не было.

– Я уже много раз говорила, что записи у меня нет. – Во рту пересохло, и я сделала паузу. – Так это вы подсылали ко мне бандюков, которые в первый раз напали на меня около дома, а во второй похитили. И еще постоянно следили?

– А ты догадливая, – усмехнулся он.

Я подумала, что один назвал меня наблюдательной, другой – догадливой, но толку это мне не принесло, раз я оказалась здесь, в этой западне.

– Зачем вы убили Пашу?

Он поморщился, как будто я задала жутко бестактный вопрос.

– Затем. Он хотел продать пленку Галипову. Вошел с ним в контакт. Сначала предложил купить ее мне, потом – ему. Мутный товарищ. Мои люди следили за ним: когда мне донесли, что он встретился в ресторане «Золотой павлин» с Наташей, я понял – пора его убивать. Я позвонил ему и сказал, что готов купить запись за любые деньги. Но я делал вид, что уступал ему неохотно, резко разговаривал с ним.

Я вспомнила звонки, которые делал Паша в тот вечер в ресторане, когда мы познакомились…

Мы назначили встречу. Как только он покинул твой дом, его убили. Но записи при нем не оказалось. Где она? Ты была последней, кто общался с ним, и я установил за тобой наблюдение.

Когда мне доложили, что ты появилась в ресторане «Золотой павлин» с подругой, я решил подождать тебя и предложить выкупить компромат. Я ждал тебя на машине вместе со своей охраной недалеко от ресторана. Но ты почему-то свернула и пошла не по той дорожке… и я потерял тебя из виду. И вдруг ты неожиданно вынырнула из кустов, с перепуганным видом. Я перехватил тебя, поразился твоему сходству с Натэллой и решил разыграть другую карту, так как такое сходство вряд ли было случайным… А потом я понял еще кое-что… Когда ты сказала, что не знаешь своего отца, я понял, почему ты похожа на нее. Я ухаживал за тобой, потому что ты напоминала мне мою девушку… – Он усмехнулся.

– А куда пропал Пашин труп?

Он задумчиво посмотрел на меня, cловно видел впервые. Похоже, он играл со мной как кошка с мышкой и не воспринимал всерьез…

– Мне не нужна была шумиха. Стали бы раскапывать: кто да что, почему убили… Ты почти сразу наткнулась на труп, а когда вернулась в дом, его уже убрали.

Но ты отвлекаешь меня от главной темы. И чего я с тобой вообще разговариваю, – рассердился Волховский. – Я делаю тебе предложение: ты отдаешь запись, и я тебя отпускаю. С условием, что ты будешь обо всем молчать. Иначе…

Мои мысли лихорадочно бурлили. Я не думала, что он отпустит меня просто так. Я размышляла, как мне переиграть Волховского. Если, конечно, получится…

– Хорошо, – согласилась я. – Она у меня дома. Мне нужно поехать домой и взять ее.

– Нет, – резко сказал Волховский. Он допил виски и поставил пустой стакан на стол. – Ты никуда не поедешь. Ты останешься здесь. А запись возьмут мои люди.

– Я так не согласна.

– А тебя никто не спрашивает, – в голосе Волховского прозвенел металл.

Похоже, мои дела складываются так, что хуже не бывает. И вряд ли мне удастся обвести Волховского вокруг пальца!

– Ну так что? Если ты не скажешь, где пленка…

Он делает шаг ко мне, держа руку в кармане, и у меня мелькает мысль: вот оно, то самое, последнее… В груди растекается холод, ноги становятся ватно-невесомыми, а во рту пересыхает.

Выстрел раздается откуда-то сзади: громкий неожиданный выстрел. Я зажимаю уши руками и кричу.

Потом я отнимаю руки и смотрю на Волховского. Он лежит на полу, и сбоку от его тела растекается лужа крови.

– Джульетта! – раздается знакомый голос. Я поворачиваюсь и в проеме распахнутого окна вижу Антона. Как ни странно, я не удивляюсь, или я утратила уже способность чему-то удивляться?

– А что ты здесь делаешь? – задаю я глупейший вопрос.

Он смотрит на меня, нахмурившись, а потом улыбается.