Щепотка магии - Мишель Харрисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бетти хотелось разрыдаться. У Колтона была совесть; он не был чудовищем. Она не могла сказать, что полностью его простила, но теперь она была уверена: Колтон не хотел причинить им вреда и никогда не заставил бы их покинуть Вороний Камень. Это все вина Джаррода. Но сильнее всего Бетти винила себя.
– Я рада, что ты выбрался, – сказала она наконец. – Ты не заслужил того, чтобы там сидеть.
– Даже тем, кто заслужил, там на редкость паршиво, – мрачно добавил Фингерти. – А для некоторых кошмар и после освобождения не заканчивается.
– Ты о тех, кого отправляют на остров Невозврата? – спросила Бетти.
– Угу.
– Ты поэтому помогал людям бежать? Тебе было их жалко? Или все только ради денег?
Фингерти помедлил с ответом.
– И то и другое, – признал он наконец. – Я видел, как там относятся к людям. Жизнь на этом острове немногим лучше, чем в тюрьме.
– Говорят, тебя туда чуть не сослали, – сказала Бетти и дернулась, когда фургон подскочил на очередной кочке.
– Да лучше бы сослали, – проворчал Фингерти. – Уж лучше так, чем до конца жизни шпионить на тюремщиков. Продажных надзирателей никто не любит, факт, – особенно сами надзиратели. Есть среди них такие… Для них закон, справедливость – пустой звук. Они жестокие просто потому, что им нравится такими быть. Не все, конечно. Некоторые пекутся о заключенных… особенно о тех, кто и правда может оказаться невиновным.
– Ты поэтому так много знаешь о Сорше Спеллторн? – спросила Бетти. – Потому что думаешь, что она была невиновна?
Фингерти кивнул.
– Ее история многих надзирателей заворожила. Моего отца, моего деда. Истории – они же передаются из уст в уста. В основном утверждают, что Сорша была ведьмой, – тогда получается, что ее не зря заперли. Та история, которую я рассказываю, многим не по нутру. Ее давно пытались предать забвению. Но тут и странности самой башни – непонятно, как это получилось, что ее до сих пор не снесли, и, само собой, прыжок этот, когда Сорша разбилась насмерть, – в общем, неудивительно, что эту историю до сих пор рассказывают… – Он помолчал, покачиваясь в такт движениям фургона. – А теперь, когда ты уже почти все слышала, осталось только рассказать, чем все кончилось.
В конце концов Сорша остановила свой выбор на матрешках, с которыми мама играла в детстве, на старом зеркале в позолоченной оправе, которое откопали, когда сажали огород, и на сумке, в которой мама перевозила свои скудные пожитки на остров Невозврата в ту самую ночь, когда Сорша появилась на свет.
Важны были не только свойства этих предметов, но и то, что для всех остальных они не представляли особой ценности. Если случится худшее и Соршу заберут – их не должны украсть, поэтому она специально выбирала самые непримечательные вещи. Не то чтобы это было сложной задачей: ничем ценным они и так не владели. Из всей семьи Прю вызывала меньше всего подозрений, поскольку родилась на острове Невозврата. Может, местные жители и были к ней неприветливы, но для них она была менее чужой, чем Сорша и ее мать, ведьмы из ниоткуда.
Позже тем же вечером, сидя в душном доме, Сорша пустила в ход все силы и умения, чтобы переместить свои способности в эти предметы: способность прятать и прятаться – в матрешек, способность подглядывать за людьми – в зеркало, способность переноситься с места на место – в сумку. Она убедила себя, что это сработает, всей душой пожелала этого, представила, как способности вытекают из нее, – и использовала их же, чтобы справиться с задачей.
Когда все было кончено, она почувствовала себя пустой, уязвимой, обычной.
Обычной. Этого она хотела всю свою жизнь – просто быть как все и не привлекать лишнего внимания. Но теперь ей показалось, будто она перестала быть собой.
«Это ненадолго, – утешила она себя. – Пока опасность не минует».
«А когда она минует?» – прозвенел в голове внутренний голос. Но Сорша от него отмахнулась. Когда она вернула предметы на место, они уже не казались обычными вещами. Они казались хрупкими, непрочными. Словно жемчуг, словно хрусталь. Никто о них не знает, напомнила она себе, кроме мамы и Прю.
Мама закончила собирать грязную посуду и вытерла руки.
– Может быть… – Она помедлила. – Может, ты и права.
– В чем? – спросила Сорша.
– В том, что надо уехать. – Мама говорила тихо, нерешительно.
– Но, мам, – сказала Прю, поднимая глаза от шитья, – ты же сказала, если мы исчезнем, островитяне подумают, что были правы насчет нас!
– Ну и пускай… – Мамин голос дрогнул. – Мы все эти восемнадцать лет ходили как по струнке – и толку? Ничего не изменилось и не изменится. На нас всегда будут показывать пальцем. Мы никогда не будем в безопасности.
– Ты уверена? – спросила Сорша, оглядывая их дом – единственный дом, который она знала. Она всегда мечтала уехать – но не так. Она хотела, чтобы это было приключение, а не побег.
– Давайте соберем вещи, – сказала мама. – Надо уехать как можно раньше.
– Сегодня вечером? – спросила Сорша. – После заката?
Мама покачала головой.
– До заката. Не стоит бродить в темноте и вызывать подозрения.
– Я могу быстро нас перенести, – сказала Сорша. – Никто ничего не заметит. Просто надо решить, куда мы направимся. – Она виновато замолчала и снова оглянулась. – И мы сможем взять с собой только то, что получится унести. Все остальное придется бросить.
Прю отложила шитье.
– Но куда мы отправимся? Мы нигде не были, ничего не знаем…
Сорша прошла к двери.
– Тогда решите это без меня. Я скоро вернусь.
Мама возмущенно уставилась на нее.
– Ты что, серьезно? Тебе надо поберечь себя, а не лезть на рожон!
– Я не могу просто взять и бросить его, – возразила Сорша. – Теперь, когда мои силы находятся в этих предметах, он больше не схоронен от чужих глаз! Надо его предупредить – хотя бы это я должна сделать.
– Сорша, пожалуйста… – проговорила мама. – Не рискуй жизнью ради того, кого, возможно, все равно поймают!
– Может, и так. – Сорша склонила голову. – Но если и поймают – то пусть не из-за меня. – Она с сомнением взглянула на сумку.
– Не надо, – твердо сказала мама. – Не хватало еще, чтобы кто-то ее заметил.
Молча согласившись с этим, Сорша схватила ведро и выбежала в благоухающий вечер, прежде чем мама успела еще что-то сказать. Было еще светло, и гудение пчел постепенно уступало место звону мошкары. Позже Сорша вспомнит, как пахли полевые цветы, как в зарослях копошились какие-то зверюшки, и пожалеет, что не обернулась, не бросила взгляд на дом, не поцеловала маму. Она побежала к колодцу, набрала из него воды, а потом направилась к обрыву.