Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе - Дорис Лессинг

— Ну что же ты видела сегодня?

Тамар радостно защебетала:

— О, столько всего, да, Али? И очень много всяких интересных и забавных вещей.

— Я попрошу тебя выбрать что-нибудь одно — мысленно, Тамар. Ну как, выбрала?

— Да. — И Тамар посерьезнела — видя, как серьезен Данн.

— А теперь взгляни на этот предмет мысленным взглядом. Что ты видишь?

Сначала она сказала:

— Оно большое. И черное. В нем много острых краев.

Так зародилась новая игра, в которую, как рассказал девочке Данн, играла с ним в детстве Маара.

Теперь Тамар сама выбирала тот или иной предмет для вечерней игры.

— Что ты видела?

— Больше всего мне понравилась та штука, которая летает. Это такая трубка, с крыльями, но одно крыло сломано. На ней была краска, но облупилась. Когда-то эта штуковина летала. Внутри есть двадцать сидений. Но поскольку сам этот предмет маленький, вмещает всего одного человека или двух, я догадалась, что это модель. По-моему, большинство предметов в музеях — модели. Сначала я этого не понимала. В музеях есть много разных предметов, которые предназначены для того, чтобы летать. Но почти все они сломаны.

— Когда-то они летали по всему миру. Ты уже знаешь, что такое мир, да? Ты видела карты на ферме.

— Откуда ты знаешь, как было раньше?

— Ну, это известно.

Эта фраза заменяла более полный ответ: «Так написано в книгах из песчаных библиотек».

— Ты часто говоришь «когда-то», — сказала Тамар. — Что это означает?

— Это означает давно прошедшие времена.

— Но давно прошедшие времена могут быть разными. Ты говоришь «когда-то», и Али говорит «когда-то», но я никогда не знаю, как давно.

— Самое давнее время было до того, как пришел ледник, — пояснил Али. — В моей стране есть сказания, которые знает каждый ребенок. В них говорится о времени еще до ледника, когда люди рассказывали истории о том, что было давным-давно, с их точки зрения.

Гриот попытался положить конец этой беседе, потому что заметил, как на глазах девочки блеснули слезинки:

— Данн, Али…

— Да, — кивнул Данн. — Ты прав, Гриот. Но Тамар все-таки должна попытаться запомнить все, что видела здесь, потому что придет день, когда Центр исчезнет, и никто уже не увидит того, что здесь было собрано.

Али же сказал:

— Кажется, нашей малышке пора спать.

Гриот смотрел, как Али берет Тамар за руку. Девочка, положив другую руку на спину снежного пса, послушно отправилась в свою комнату.

— Когда я усну, можешь взять Раффа себе, — сказала она Данну. — Только, пожалуйста, пусть он будет со мной, когда я проснусь завтра утром.

— Ты требуешь от девочки слишком многого, — заметил Гриот.

— Я и от тебя прошу многого, — ответил Данн.

Подобного рода заявления, признававшие заслуги и усилия Гриота, были чем-то новым и порой даже пугали капитана. Ему не нравились печаль и отчаяние, которые читались в глазах генерала. Не раз уже Гриот думал: «Уж не мак ли это?» Но нет, в остальном поведение Данна не подтверждало этих опасений.

В одиночку, не скрывая свою деятельность от Данна, но и не рассказывая о ней, Гриот планировал поход в Тундру. Он высылал вперед небольшие отряды, по пять-шесть человек в каждом, чтобы они искали в Тундре города — хаотические, бурлящие поселения, в которых появление нескольких новых лиц не вызывало подозрений. Все это были опытные, хорошо подготовленные воины. Целый день Гриот проводил со своими солдатами: объяснял, обучал, наставлял разведчиков. Особенно быстро схватывали эту науку женщины, они возвращались обратно с подробными донесениями, касающимися географии Тундры. Если двигаться некоторое время на юг от Центра и недолго на восток, Тундра состояла из болот, озер и жидкой грязи, но это была лишь малая часть этой страны, растянувшейся на восток до самой великой реки. Тундра была огромна. Многие беженцы знали только об отдельных ее районах. В Центре имелась комната, заполненная картами, которые были нарисованы цветными красками на хорошо выделанной коже. В том числе и на собачьей — этот вид кожи обменивали, покупали и продавали на всех рынках Тундры. Гриот приказал, чтобы эти карты раздали каждому отряду, а значит, писцам предстояло выполнить большую работу.

Иногда он находил Тамар в комнате, где перерисовывали карты. Рядом с ней стоял Али, что-то объясняющий и показывающий девочке…

— Смотри сюда! Видишь, все это сухая земля, а здесь горный хребет.

Когда Али говорил, все умолкали, чтобы послушать. Он был важным человеком у себя на родине: хорошо образованным, советником правителей. Теперь он стал нянькой при маленькой девочке. Так он называл себя с ироничной улыбкой.

— Почему нянькой? — не соглашался Данн. — Ты же учишь Тамар. Что может быть важнее, чем обучение этого ребенка? Однажды она станет правительницей Тундры.

— Если мы когда-нибудь доберемся туда, — пробормотал Гриот шутливо.

— Доберемся. Как я замечаю, кое-кто из наших солдат уже там, а, Гриот? Но, послушай, ты должен понимать, что я до глубокой старости не доживу.

Уши Гриота отказывались слышать эти слова. Он попросту отмахивался от них.

Данн стал водить Тамар в тайник. Там он поднимал малышку, чтобы она видела страницы, прижатые к прозрачной стене, и читал ей на тех языках, которые знал. Он пояснял девочке, что она видит перед собой древние варианты того языка, на котором люди говорят сейчас. Иногда приходилось догадываться о том, что означают старинные, корявые слова. Заметила ли Тамар, что, хотя многие языки Данну непонятны (почти никому уже не понятны), те три, которые он знает, помогают ему разобраться в остальных языках? Ей обязательно нужно выучить язык махонди — не тот детский махонди, на котором она говорит сейчас, а язык взрослых. И еще она должна научиться говорить на чарад и обязательно на агре, потому что это родной язык ее отца. И языки Тундры. А девочка не знала иного счастья, чем угодить Данну. Она сидела вместе с Али в большом зале в ровном или бегущем свете, падающем из-под крыши, и следила за пальцем Али, повторяла за ним слова на разных языках. Али, потерявший своих детей в горниле войн, ласково склонялся над маленькой ученицей, всегда терпеливый, всегда готовый повторить, объяснить, и, когда он видел слезы на ее лице, сажал девочку к себе на колени и крепко обнимал.

— Малышка, не плачь, ты молодец, у тебя все получается.

— Данн будет сердиться на меня, — плакала Тамар. — Он перестанет любить меня. Я такая глупая и непонятливая.

— Нет, это не так, ты сообразительная и умная. И уж конечно, Данн не будет сердиться на тебя.

— Он думает, что ошибся во мне, я знаю.

Али вздохнул и отправился на поиски Данна.

— Генерал, ты слишком требователен к девочке.