Белый царь - Иван Грозный. Книга 1 - Александр Тамоников

– Вот именно, время и Господь! Кто знает, что будет завтра с тобой, князь Ургин. Судя по твоему виду, государь не слишком приветливо принял тебя. Среди бояр найдется немало таких, кому ты когда-то дорожку перешел.

– Ты угрожаешь мне, князь Шуйский?

– Нет. Это ты угрожал мне своим пророчеством, а я только предупреждаю, князь Ургин. Я знал твоего отца, уважал его. Не становись у нас на пути. Сомнем!

– Ты так уверен в себе? А попробуй прямо здесь и сейчас смять меня. Отдай приказ своей страже схватить князя Ургина. Поглядим, что с того выйдет.

– Не играй с огнем, Дмитрий.

– А почему? Я с детства любил, как ты сказал, играть с огнем. Ну, попробуешь? Нет, князь Шуйский, не решишься. Это тебе не Овчину взять. Так что оставь свои предупреждения для бояр, которые теперь пред тобой спины гнут, как совсем недавно перед Телепневым.

– Ты все сказал?

– Нет! У меня к тебе есть еще один вопрос, князь Шуйский!

– Спрашивай, да пойду я. Без тебя дел по горло.

– Понятно, вы ж теперь с братом правители.

– Спрашивай, что хотел.

– Что вы сделали с Аграфеной Челядниной?

– А она тебе на что? Или до всего дело есть?

– Я задал вопрос, князь, и жду на него ответа.

– Хорошо, отвечаю. Боярыня Аграфена Федоровна Челяднина после кончины Глинской решила принять постриг и отбыла в Каргополь, в монастырь.

– Сама, значит, решила постричься?

– Не я же ее заставлял!

– Конечно. Ее не заставляли, просто насильно сослали.

– Считай как хочешь. Все?

– Все.

– Тогда на прощание скажу, что сегодня же Боярская дума примет решение о роспуске особой стражи, надобности в которой теперь никакой нет. О безопасности Ивана позаботится обновленный опекунский совет. Надеюсь, против постановления думы ты выступать не будешь?

– Мне не надо вашего постановления. Но запомни крепко, князь, если что, за Ивана и ты, и твои братья, и все ваши подхалимы-бояре головами ответите.

– Прощай, князь Ургин, да береги себя, а особенно свою семью. Время, сам видишь, неспокойное, смутное, как бы беде не случиться. А в дела государственные не лезь. Без тебя есть кому о Руси думать.

Дмитрий буквально прожег Шуйского суровым взглядом.

– И ты, князь Иван, не забывай, что жизнь часто короче клинка кинжала бывает. Да и то, что все мы в руках Божьих. Прощай! – Ургин развернулся и пошел к воротам.

Шуйский вернулся к боярам, ожидавшим его, ни с того ни с сего накричал на них и повел к дворцу.

Дмитрия догнал Тимофеев.

– Ты чего это прошел мимо? Мы тебя ждем, а ты не замечаешь.

– Это ты, Григорий!.. Прости, задумался.

– О чем же?

Ургин остановился.

– Где наши люди?

– Так вон, где я стоял. И Лихой, и Дубина. Бурлак, как и прежде, на площади.

– Собирай всех, пусть домой едут.

– Не понял. Ты что, снимаешь стражу?

– Нет, Гриша, больше никакой особой стражи.

Тимофеев с изумлением посмотрел на родственника.

– Как это так?

Дмитрий передал Григорию суть своих разговоров с государем и Шуйским.

– Вот так, Григорий!

– И что? – возмутился Тимофеев. – Получается, Шуйские взяли верх? Ты, князь Ургин, подчинился им? Да мы сейчас только кликнем народу, что Шуйские на великого князя руку подняли, так толпа тут же ворвется во дворец. Люди станут слушать тебя, а не этих подлецов.

– Толпа-то поднимется, а что дальше, Гриша? Бунт? Погромы? Новые страшные потрясения для разума малолетнего государя? Шуйские-то успеют улизнуть, а вот с великим князем может случиться непоправимая беда. Он и так в страхе и переживаниях, а тут еще толпа ревущая. Так можно и с ума сойти. Нет! Бунт допустить нельзя.

– Тогда получается, что мы сдались Шуйским.

– Не говори глупостей, Григорий, никто никому не сдался. Сейчас для жизни Ивана нет прямой угрозы. Да, Шуйские будут давить на него, но это против них и обернется. А мы, Гриша, подождем. Вся стража остается на моем обеспечении и должна быть готова выступить по первому приказу. Наступит время, вспомнит о нас государь, вернемся на службу. Не вспомнит, что ж, такова, значит, воля Божья! Но все ратники должны крепко запомнить, что особая стража не сдалась. Шуйские и другие бояре верха над нами не взяли. Мы были подчинены государю, таковыми и остались. Над нами только Бог и великий князь. Более никого! Ты меня хорошо понял, Гриша?

Тимофеев вздохнул.

– Понять-то понял, только на душе тягостно. Как с людьми разговаривать, объяснить им, что службу в Кремле нести прекращаем?

– Ты объяснишь! Наловчился речи говорить не хуже любого думного боярина. Правду скажи, тебя поймут. Кто захочет к ремеслу вернуться, пусть так и делает, остальных со двора не гоню. На этом все. Я домой. К обеду не опаздывай. Сам знаешь, не любит этого Ульяна.

– Ладно, езжай, да будь осторожнее. Шуйские могут отомстить.

– Все они, Гриша, кто до власти охоч, такие. Овчина тоже грозился, и что в итоге? Смерть лютая.

Ургин вывел коня на площадь и поехал домой.

Там он позвал к себе супругу и заявил:

– Ульяна, собирайтесь, мы уезжаем из Москвы.

– Но почему? – удивилась она.

– Так надо! Подъедет Григорий, ему передать, что едет с нами. Да и те ратники, которые пожелают. Готовьтесь.

Вскоре небольшой обоз выехал из Москвы и направился в село Благое. Оно находилось верстах в двадцати от Москвы и принадлежало князю Ургину.

С того дня на Руси и в Москве случилось многое. Вскоре умер Василий Шуйский. Его место занял Иван, правление которого оказалось еще более жестоким. Он видел усиление Бельских и добился того, что самый влиятельный из них, Иван Федорович, был вновь заточен в темницу.

Покойный Василий не трогал митрополита Даниила, но Иван Шуйский с боярами свергнул его. В этот сан был возведен игумен Троице-Сергиева монастыря Иоасаф Скрипицын. Это случилось в феврале 1539 года, а в июле 1540 года грянул переворот.

Митрополит Иоасаф и бояре, враждовавшие с Шуйскими, выхлопотали у великого князя приказание освободить Бельского. Он занял прежнее место в думе. Иван Шуйский был застигнут врасплох. Князь Бельский обвинил его в измене, но казни не предал, лишь изгнал из думы и опекунского совета.

В то же время великий князь узнал от митрополита об участи семьи Старицких. Он повелел освободить из темницы Ефросинью, жену покойного князя Андрея, и Владимира, его сына. Государь повелел возвратить им все имущество, отнятое во времена правления матери.