Стань умнее. Развитие мозга на практике - Дэн Херли

А раз тренинги на развитие рабочей памяти повышают интеллект мышей, только представьте, что они могли бы сделать с Сидом Вишесом!

Мы говорим «Рэнди Энгл», думаем «рабочая память». Он не был первым, кто начал ее изучать; эта честь принадлежит Алану Бэддли, британскому психологу, первым предложившему последовательную теорию рабочей памяти еще в 1974 году{151}. Но именно Энгл – психолог, которого я цитировал в началеглавы 2 и который так красноречиво говорил о трудностях измерения любви и интеллекта, – лучше, чем любой другой ученый, как среди ныне живущих, так и среди уже умерших, продемонстрировал миру, почему рабочая память так важна и как именно она связана с подвижным интеллектом. В статье, опубликованной в 1999 году и процитированной почти в полутора тысячах отчетов о последующих исследованиях, Энгл с тремя коллегами описал серию из 11 тестов на память, которые ученые предложили пройти 133 студентам старших курсов Университета Южной Каролины{152}. Одни были обычными тестами на проверку кратковременной памяти – например, затвердить перечень слов или чисел, – а другие требовали применения рабочей памяти, то есть манипулирования информацией, которую потом нужно было вспомнить. Кроме того, ученые предложили испытуемым пройти два теста на подвижный интеллект, в том числе с использованием прогрессивных матриц Равена, а также учли баллы студентов на вступительных экзаменах в университет как по гуманитарным дисциплинам, так и по математике. С помощью сложных формул, объединяющих результаты всех этих многочисленных тестов, Энгл с коллегами произвел вычисления и пришел к выводу, что рабочая память тесно связана с подвижным интеллектом – в отличие от кратковременной. Иными словами, чем лучше человек сдает тест на оценку рабочей памяти, тем он, как правило, умнее. Исследователи высказали идею, что рабочая память и подвижный интеллект отражают способность человека сохранять активность когнитивного процесса, особенно в условиях посторонних помех и отвлечения внимания.

Но чем же объясняется столь тесная связь этой способности с подвижным интеллектом? Другая нашумевшая в научном мире статья, написанная Энглом уже в одиночку и опубликованная в 2002 году в журнале Current Directions in Psychological Science, начиналась с поистине абсурдного примера из жизни{153}:

«Я заядлый бейсбольный болельщик. Нередко бывает, что я слушаю игру по радио, а жена просит меня что-нибудь сделать. Однако часто, особенно в разгар напряженного матча, и особенно если играет Atlanta Braves, я даже не замечаю, что она ко мне обращается. Имеет ли эта способность блокировать информацию что-то общее с рабочей памятью? Существует ли связь между способностью человека контролировать внимание и объемом информации, которую он может временно удерживать в памяти в активном состоянии?»

Конечно же, Энгл не имел в виду, что его способность игнорировать жену в разгар интересного матча следует рассматривать как свидетельство его развитого подвижного интеллекта. А может, имел? В своем уникальном, самоироничном, но очень убедительном стиле Энгл затронул весьма важный вопрос о природе интеллекта: он рассказал о нашей способности сосредоточиться на чем-то, не обращая ни малейшего внимания на весь остальной мир. Как бы неприятно это ни было для вашей супруги, или друга, или собаки, которую вы забыли вовремя покормить, каждый художник, изобретатель, композитор, математик, писатель, предприниматель, ученый – каждый, кто занимается требующей сосредоточения когнитивной деятельностью любого рода, не говоря уже о каждом читателе, студенте или кинозрителе, оценивающем результаты их труда, – просто обязан полностью концентрироваться на своем текущем занятии. И – не важно, хорошо это или плохо, – ему необходимо временно блокировать все, что его отвлекает.

В одном из наших многочисленных телефонных разговоров я как-то попросил Энгла рассказать, что он считает своим главным вкладом в развитие психологии.

«То, что я снова и снова, раз за разом демонстрирую четкую взаимосвязь между двумя важными переменными: рабочей памятью и подвижным интеллектом, – ответил мне ученый. – Для них обоих главным является контроль внимания, например ваша способность сфокусироваться сейчас на мне и на том, что я говорю, и блокировать любые отвлекающие факторы. Именно благодаря этому вы можете целенаправленно и осознанно перемещать свое внимание с одного объекта на другой. Данная способность чрезвычайно важна не только для успеха когнитивной деятельности, но и для эффективного поведенческого и эмоционального контроля. Она помогает людям с синдромом посттравматического стресса блокировать навязчивые мысли и воспоминания. Это одна из важнейших детерминант, определяющих, восстановится ли функциональность человека после того, как ему диагностировали шизофрению. После моей статьи в Current Directions in Psychological Science – которая, как я с гордостью могу сказать, и сегодня является наиболее часто цитируемой за всю историю этого журнала, – люди, работающие в области социальной психологии и психопатологии, занимающиеся исследованиями в сфере шизофрении и других областях, начали внимательно следить за всем, что я делаю. Эта статья привлекла к моей деятельности внимание ученых, которые не занимаются непосредственно вопросами когнитивной психологии».

Надо сказать, в вышеупомянутой статье Энгл зашел довольно далеко. В ней психолог заявил, что объем рабочей памяти, вполне вероятно, изоморфен общему подвижному интеллекту – весьма своеобразный способ выразить идею, что эти две вещи могут быть, по сути, одним и тем же, просто их оценивают двумя разными наборами тестов. Надо сказать, что, учитывая несомненное лидерство Энгла в установлении связи между рабочей памятью и подвижным интеллектом, человека, проложившего путь к основанным на тренингах исследованиям в области рабочей памяти, по которому пошли Клингберг, Джегги, Бушкюль и многие другие, не может не удивлять, что сегодня этого ученого повсеместно считают основным оппонентом их научной деятельности. Он является жестоким и язвительным критиком, этаким Великим инквизитором и главным защитником веры в то, что никакие тренинги рабочей памяти не способны развить подвижный интеллект.

В ходе наших многочисленных личных и телефонных бесед Энгл не раз заявлял, что исследования Джегги и Бушкюля просто возмутительны, что от абсурдности их претензий у него мурашки по телу. Он сравнивал их с давно опровергнутыми заявлениями ученых 1980-х годов, заявлявших, что «холодный синтез» осуществим практически в домашних условиях. Говоря о революционной статье Джегги и Бушкюля, опубликованной в 2008 году, психолог обвинил молодых коллег в селективной публикации только той информации, которая подтверждает их правоту. «Они подбирают данные тенденциозно, – сказал он. – Они очень, очень близко подошли к нарушению этических норм Американской психологической ассоциации; за это запросто могут выгнать из АПА. Их отчет подвел их к самому краю. В нем нет никаких веских доказательств, подтверждающих их выводы. А они еще и продолжают в том же духе. На мой взгляд, одна-единственная статья этих авторов отправила сотни умных людей в погоню за призраками, увлекла их совершенно сумасбродной идеей». А когда я спросил Энгла о Майкле Мерценихе и его Posit Science, он сказал: «Послушать его, так он может вылечить что угодно, от аппендицита до ксенофобии. В нем очень много от шарлатана, от торговца панацеей. А ведь Мерцених начинал как вполне законопослушный ученый, он работал с мышами. И я уверен, что в данной сфере он мог бы достичь очень многого». О Торкеле Клингберге и о программе Cogmed Энгл отозвался не менее критично: «Это совершенно новая категория низкопробной коммерческой дешевки. Главной движущей силой их претензий и заявлений является прежде всего коммерческая выгода. Наберите в Google «Cogmed» – и увидите, что с помощью этого тренинга можно вылечить любую болезнь, от артрита до поясничного прострела. Pearson зарабатывает таким образом целое состояние, исследователи поклоняются тренингу, словно какому-то божеству. А с моей точки зрения, Cogmed – абсолютный обман, фикция». По прогнозу Энгла, исследования в этой области уже в ближайшее время развенчают все лживые претензии. Он заявил, что его мнение разделяют многие ученые, но тут же добавил: «А я говорю вам об этом первым потому, что только мне хватает смелости».