Страна Беловодье - Марик Лернер

— Может, и в курсе, — нехотя буркнул.

Планы у Данилы имелись, да неизвестно как выйдет. Потому делиться раньше времени не хотелось.

Разговор прервался, когда они въехали в бесконечно тянущуюся слободу. Отто разинув рот вертел головой. Видимо, цивилизацию он представлял по книгам несколько иначе. Впечатление обстановка производила малоприятное.

Пыльная улица, бесконечно застроенная приземистыми халупами, из окон и дверей которых поглядывали нередко недобрые глаза. Скособоченные заборы, вдруг без всякого предупреждения добротный дом — и опять жуткая убогость, сменяющаяся крохотной лавочкой и кабаком, прямо перед которым валялась парочка пьяных. Такой попался на пути уже второй и отличался исключительно флюгером на крыше, изображающим вставшего на дыбы медведя. Кроме жилых изб, еще имелось немало складов, амбаров, конюшен, хлевов и прочих строений. Некоторые в весьма запущенном состоянии.

В кривые переулки и заглядывать не хотелось. Если, считай, на основной улице такое творится, там и вовсе жуть должна присутствовать и нищета. Наверняка ведь первоначально никто не собирался долго здесь жить и строился на скорую руку, добывая в первую очередь золото. Теперь так и существуют по привычке в убогости и грязи. Разве парочка собак оживляет пейзаж своим брехом.

И над всем этим «великолепием» возвышались хорошо видимые, поставленные в противоположных концах Нового Смоленска две крепости. Правая не просто на возвышенности, еще и окружена высоким земляным валом, по которому сверху проходила стена, составленная из могучих бревен. На самом деле ставили срубы, засыпая их землей, но снаружи таких тонкостей с первого взгляда не разобрать. Это княжеские хоромы.

А вот вторая более новая, со стеной, увенчанной двухскатной крышей, закрывавшей галерею и от непогоды, и от метательных снарядов, а для стрелков были проделаны окошки. Снаружи у холма возвышалась немалых размеров деревянная церковь. Внутри торчала недостроенная каменная, и на лесах суетились люди. Работы начались давно, и непохоже, что скоро закончатся.

— Эй, малец, — окликнул Данила первого попавшегося мальчишку, с интересом наблюдающего за обозом. — Подь сюда! — и когда тот бестрепетно приблизился, спросил: — Где Давыд торговец живет, знаешь?

— Покажу, — хитро блеснув глазами, согласился тот. — Гривна.

— Ты очумел? Сейчас другого кликну, смотри сколько вас.

— Те еще крепче потребуют. Жизнь дорогущая.

— Половину дам, — решив, что блуждания бессмысленны и чем скорее приедут, тем лучше, пообещал.

— Целую. Ты, видать, Нового Смоленска не знаешь. Здесь обед дороже.

— Ну иди, обедай.

— Дай, — подал голос Земислав.

Прозвучало достаточно неожиданно. Тот редко говорил зря.

— Ладно, показывай.

— Не, — озабоченно сказал мальчишка, — плату вперед. У нас в долг не отпускают.

— А ты возьмешь — и стрекача в переулок?

— Сговор нарушать нельзя, — наставительно заявил тот.

— Pacta sunt servanda,[3] — пробормотал еле слышно Отто и хихикнул.

Это был такой тяжелый намек на их давний разговор и ругань по поводу данной им клятвы. Считать себя свободным от вырвавшихся глупых слов категорически отказывался. И в доказательство как раз приводил историю, с ее древними римлянами. На латыни это и означало «договоры должны соблюдаться». Кому в Беловодье требуется давно исчезнувший народ и его афоризмы, Данила не понимал и особо не стремился. Зачем-то в готской школе детей учили про великую державу. Он подозревал, из тщеславия, подчеркивая, какую империю их предки умудрились отметелить. Для гордости оснований маловато. Как раз пра-пра-пра здешних готов так и остались на месте, в отличие от основной толпы, и к развалу древней страны отношения не имели.

— Тогда садись на телегу и показывай, — протягивая монету, предложил Данила. — Вздумаешь ловчить — уши оборву.

Отрок показательно фыркнул, запрыгивая рядом, гордо уселся и показал рукой.

— Прямо и в переулок направо.

Вслед тронувшемуся обозу донеслась завистливая ругань от оставшейся детворы. Слова употребляли отнюдь не из книжек выуженные. В кабаках иной раз такое постесняются сказать вслух. Или побоятся. Недолго и в харю словить.

Переулок оказался заполненным неизвестно откуда взявшейся грязью и шириной ровно в одну лошадь с телегой. Их двойка могла идти только впритирку, и попадись навстречу другая повозка или даже человек, не разминуться. Кому-то пришлось бы пятиться задом достаточно долго.

— Много здесь живет народу?

— Да кто ж его знает, — очень рассудительно ответил мальчишка. — Тыщ пять, не меньше, ежели с бабами и детьми.

Достаточно весомо. По словенским меркам город с числом душ больше двадцати пяти тысяч считался большим. И таких монстров было по пальцам пересчитать. Девять десятых людей жили по деревням, иногда достаточно крупным, вроде их поселка, но город считался, лишь когда переваливало за тысячу насельников. И таких изрядно много разбросано по всей земле.

— Отец твой где работает? — спросил Отто после второго поворота в не менее кривой и грязный переулок, где отчетливо воняло какой-то дохлятиной.

— Преставился тятя, — крестясь, ответил проводник по запутанному району. — Лихоманка взяла. Огневица третьего года нагрянула, многие тогда померли, — он шмыгнул носом. — Сестры младшие тоже.

— У нас тоже была, но в прошлом, — пробормотал гот. — Не иначе кто-то из купцов и занес.

А это была еще одна причина, по которой к Даниле с его сомнительной историей отнеслись положительно. Не надежда, что он никого в будущем не заразит. Один из постоянных смоленских купцов не вернулся, очень вероятно тоже сгинул от болезни. Второй — Кочкарь — просто исчез вместе с кораблем и грузом. С очередным завозом товаров ожидались трудности. Его охрана ко всему имела где-то под задницей мошну с серебром на закупки крайне необходимой соли, пороха и всякого разного полезного добра по обстановке и возможности.

— У меня мамка в подкладку, — показав на свой дранный кафтан, похвастался мальчишка, — зашила молитвенный список. Каждую старуху-болезнь по имени поминает.

— А живете на что?

— Прачка она, стирает. Здесь налево, — показал рукой.

— Говорят, таким образом можно заработать больше иного золотоискателя.

— То прежде, — пренебрежительно отмахнулся, — когда на руках золота без счета имелось. Теперь не так.

— То есть цены не такие уж огромные, как втирал, — ласково сказал Данила.

— Так, может, и нет, — покосившись, возразил, — а все одно больше старых княжеств. Жалованье вроде больше, а на деле и платить в три раза дороже. Выжиги сплошные. Все, что было, на лечение ушло. То не монахи, — заявил с прорезавшейся злостью, — псы поганые. Про милосердие не ведают, гривны с простого люда тянут безмерно. Рудника им мало! Кровь сосут из простого народа, — а это уже явно не от себя, а услышанное где-то. — Всех за глотку взяли. Любые перевозки от монастыря, причалы и склады, лавки, работа от него же, лечиться и молиться к ним, и за все плати.