Станционный хранитель - Варвара Мадоши

Но Оксане, разумеется, я об этом не сказал. Пусть думает, что я маме стану звонить.

— Конечно-конечно, — говорит она, — какие обиды! Так… ну, во-первых, у Петра есть особое предложение: он хочет все-таки вооружить станцию, заключив договор с преи. Преи, скорее всего, будут рады такой возможности, а оружие одним фактом своего наличия не даст тебе опять превратиться в полигон выяснения отношений, как было с ацетиками и тораи…

— Погоди, Петр в курсе, что тот конфликт уже разрешили? — спрашиваю я.

— Да, но он считает, что нечто подобное может повториться.

— Я над этим подумаю, — говорю я. — Вооружение нам, конечно, понадобится, но договор с одной расой — не вариант. Тот, кто поставляет оружие, заставляет покупателя плясать под свою дудку… Так или иначе.

— Не факт, — живо возражает Оксана. — Основываясь на представленных тобой данных, преи могут оказаться наиболее удобным союзником в этом плане. Внешняя политика Аруанской империи этому способствует.

Аруанская империя — так называется государство преи. «Ару» — это такой особо священный храм на их родной планете. Название историческое, преи давно уже не теократы.

— Ладно, — говорю, — я подумаю над этим. Он прислал свое обоснование этой меры?

— Да, — говорит Оксана.

Петр мне очень не нравится (и не только потому, что увивается вокруг Оксаны… в конце концов, на Оксану у меня никаких видов нет, я ее воспринимаю как нечто вроде младшей сестры — тянет куда-то, слегка раздражает, но в то же время и симпатичная, и как-то приятно быть рядом с ней). Но как Санников не позволяет себе показывать свое личное отношение ко мне, так и я не должен позволять моей неприязни помешать работе. В конце концов, геймер — а значит, и креативщик — Петр очень хороший.

— Прочту, — обещаю я.

— Далее, по покушению на тебя, — продолжает Оксана. — Вариантов слишком много, а данных мало. Пока в топе — ацетики, чей нелегальный бизнес ты прикрыл.

— Кто еще?

— Недовольные производители универсальных белковых рационов, которым ты подорвал продажи, маньяки-сарги, недовольные профанацией чистого искусства в твоих играх… продолжать?

— Понятно, — вздыхаю я. — Конкретных имен нет?

— Их даже у вас нет, а вы прямо там, а не за миллион световых лет. — Оксана закатывает глаза. — Нет, все-таки я тебе завидую! Ты невыносимо везучий мерзавец!

Невольно улыбаюсь. Есть в Оксане что-то такое, от чего так и тянет на улыбку.

— Может быть, — говорю я. — Это все?

— По поводу омикра. Математические формулы, которые они тебе передали — это не план корабля, который ты заказывал.

…А с омикра вышло вот как. Несколько дней назад меня в коридоре разыскал один из них и молча уставился, а потом развернулся и побежал, явно приглашая за собой.

Я (в сопровождении приставленной Вергаасом охраны) послушно прошел за ним прямо до их центрального «гнезда» — того же самого, где мы с Миа когда-то с ними договаривались — и мне на руки уронили огромный плотный свиток чего-то вроде бересты, густо исписанный формулами.

Я тогда несколько офигел. Не знаю, чего я ожидал от омикра, но точно не этого. А следовало бы заранее об этом подумать. У них даже компьютеров нет — что они мне, на флэшке план скинут? Или, может, расчертят план космического корабля на земле в натуральную величину, как в старину поступали на верфях? Так нет у нас под руками такой большой площадки.

Я передал эти формулы Томирлу и его команде, но те смогли их только оцифровать. Расшифровать не получилось. Прокляв самого себя и свою дурацкую затею сэкономить на дизайне корабля, я все же переслал формулы на Землю, благо, символьный язык математики три-четырнадцать, которым воспользовались омикра, там уже знали.

В самом крайнем случае, рассуждал я, моим сородичам хотя бы удастся почерпнуть из этого свитка какую-нибудь новую технологию. Ну или просто математиков облагодетельствую.

— Погоди, — говорю, — почему омикра занимаетесь вы? Вы же вроде не математики?

— Нет, но на нас свалили организацию добычи информации по всем интересующим тебя вопросам, — Оксана лучезарно улыбается. — Татьяна Алексеевна даже дала мне полномочия связываться со всеми своими советниками в любое время дня и ночи. Мировая все-таки тетка!

(Я не сразу соображаю, что она говорит о президенте).

— Ну вот, — продолжает она. — Это формулы, которые описывают идеальное соотношение частей и устройств корабля. Его пропорции, двигатели и все такое. По крайней мере, к такому выводу пришел Арсланбеков… есть такой чудик, математический гений, который на полном серьезе использует математику как предсказательный инструмент!

— В смысле? — не понимаю я.

— Ну, считается, что типа если знаешь все, что происходит во вселенной в определенный момент времени, то теоретически можно вычислить все, что происходило раньше и все, что будет происходить в будущем? По крайней мере, такова одна из гипотез.

Я киваю. Что-то такое я и правда читал, но думал, что это применяется к черным дырам или еще чему-то такому узкоспециализированному.

— В общем, он пытается что-то такое вычислять, и вроде у него получается, — говорит Оксана таким беспечным тоном, словно описывает не величайшего гения со времен Эйнштейна, а соседа дядю Васю в старых трениках. — Но до появления квантовой связи ничего проверить было нельзя, а теперь можно. И оказывается, что он кругом прав. Короче, Арсланбеков посмотрел только на эти формулы и говорит, что по ним можно построить крутой корабль, если найдутся инженеры, способные воплотить физические принципы в реальном устройстве.

— И что это значит на практике? — спрашиваю я, охваченный нехорошим предчувствием. А именно: я уже мысленно вижу, как наш и без того тощий после недавних вложений бюджет со свистом улетает в пока неизвестную черную дыру.

— Это значит, что тебе, капитан, придется создавать конструкторское бюро! — сияя, говорит Оксана.

Ага, так и запишем. Черная дыра под названием КБ.

Шурх-шурх-шурх, мы идем по Африке…

Или там топ-топ-топ было? Не помню! Позор мне, а ведь когда-то еще на филфак думал поступать.

А идем мы, конечно, не по Африке, а по белой тропе безымянной планеты. И она, совсем как поется в песне, на сей раз уже не за авторством Киплинга, вполне себе пыльная. Пыль невесомо поднимается в воздух при каждом нашем шаге. И следы мы тоже оставляем, как положено. Если оглянуться, то они даже видны — в нашей партии у всех одинаковые рубчатые подошвы.

Вергаас, идущий впереди отряда, как и положено командиру, поднимает руку с сомкнутым кулаком вверх — сигнал остановиться.

Мы встаем, и я не падаю без сил только потому, что нужно поддерживать реноме капитана. Правда, ноги про реноме ничего не знают, так и норовят подкоситься, проклятые.