Материнский Плач Святой Руси - Наталия Владимировна Урусова

часами стоять очереди для получения какого-то минимума питания по карточкам. У коммунистов было всего излишестве. Особенно ненавидело население одну артистку, пользующуюся покровительством большевиков. Артисты устроили пикник в горах Нагруженные вином и закусками, они ели, пили. пели и веселились. У артистки была семилеть дочь. Когда стали собираться обратно, девочки не оказалось. Звали, кричали, искали, но ее нет. Наступила ночь, послали верхового заявить ГПУ Немедленно приехал отряд милиции с фонарями Недалеко от места пира увидели девочку, повешеную на дереве.

Я познакомилась с художницей-скульптором тоже высланной с мужем. Он лежал в чахотке Комната в первом этаже, а внизу подвал, где: жила женщина, о которой говорили, что она агент Люди они, и муж и жена, особенно муж, верующие за что и высланы. Говорили мы всегда тихо, хоть окна и двери были наглухо закрыты, считая, что никто нас не слышит. И вот ночью подъехал; автомобиль и его в жару, мокрого от испарины, приговоренного врачами к смерти, сняли с кровати и увезли. Жена, конечно, была в непередаваемом горе. На другой день ареста, открыв камфорку у плиты, бывшей в комнате, она удивилась, увидев под плитой свет. В полу под плитой вырезан квадрать и все разговоры подслушивались. Воть из всех этих примеров видно, как ужасна была жизнь: ни минуты покоя, нигде...

Мы очень уважали Архимандрита Арсения, тем более, что он был любим митроп. Иосифом и через него мы могли иметь связь с ним. Митрополить жил в то время в Чимкенте. До этого с самого начала ссылки он жил в маленьком городке Аулиэта, ему не разрешено было жить в комнатке, а поместили в сарай со скотиной, отделив его койку жердями.

Вырытая в земле церковь была в квартире Архимандрита Арсения. В передней был люк, покрытый ковром. Снималась крышка и под ней лестница в небольшой подвал. Не зная, нельзя было предположить, что под ковром вход в церковь. В подвале в одном углу было отверстие в земле, заваленное камнями. Камни отнимались и, совсем согнувшись, нужно было проползти три шага и там вход в крошечный храм. Много образов и горели лампады. Митрополит Иосиф очень высокого роста, и все же два раза тайно приезжал и проникал в эту церковку. Создавалось совсем особое настроение, но не скрою, что страх быть обнаруженными во время богослужения, особенно в ночное время, трудно было побороть. Когда большая цепная собака поднимала лай во дворе, хотя и глухо, но все же слышно под землей, то все ожидали окрика и стука ГПУ.

Весь 1936 г. и до сентября 1937 г. все обходилось благополучно. Андрюша пел сь одной монахиней. 26-го Августа приехал митроп. Иосиф и удостоил нас посещением по случаю дня моего Ангела. Какой это чудесный, смиренный, непоколебимый молитвенник. Это отражалось в его облике и в глазах, как в зеркале. Очень высокого росту, с большой белой бородой и необыкновенно добрым лицом, он не мог не притягиватв к себе, и хотелось бы никогда с ним не расставаться. Монашеское одеяние его было подобрано так же, как и волосы: иначе его сразу арестовали бы, еще на улице, т. к. за ним следили, и он не имел права выезда.

Он лично говорил, что Патриарх Тихон предложил его немедленно по своем избрании назначить своим первым заместителем. Этого почему-то в истории церковного местоблюстительства еще нигде не упоминается. Он признавал как законного главу Церкви митроп. Петра Крутицкого и вплоть до последнего ареста, в сентябре 1937 г., имел с ним тайные сношения, когда везде уже ходили слухи, что митроп. Петр умер. Он провел у нас за чаем больше часу, рассказывал о трудной жизни в сарае, когда над головойуцепившись за хворост потолка, висит и смотрит на тебя змея, о том, как трудно было молиться, когда кругом мычанье, блеянье и хрюканье, и безжалостно плохое питание. Эти все условия и были, очевидно, причиной его болезни. По временам он сильно страдал оть язв в кишечнике. Но он все переносил, как Праведник, и если рассказал о трудных преследованиях, то только потому, что мы все вспоминали о жестокостях ГПУ. О. Арсений рассказал об одной форме издевательства мучениями:

«Когда их везли через Сибирь, мороз был жестокий. В поезде был вагон-баня. Нас совсем голыми погнали через вагоны в баню. Мы с радостью обливались горячей водой и немного отогрелись, т. к. вагоны почти не топлены. Не дав ничего, чтоб вытереться, с мокрой головой погнали назад. На железной площадке нарочно задержали и мокрыя ноги моментально примерзали к железу, по команде «Вперед!» мы отдирали с кровью примерзшия ступни».

На другой день, переночевав у О. Арсения, митрополит уехал к себе. Теперь он жил в других условиях. После 15-ти или около этого лет было разрешено в Чимкенте найти ему квартиру. Архимандрит Арсений устроил ему комнату для спокойной жизни, заботился о его еде не только в сытости, но и в диете, ради больных кишек. Достал ему сперва цитру, а затем и фисгармонию, что для митрополита, большого музыканта, было радостью. Он пел псалмы, перекладывая их на музыку.

І-го Сентября неожиданно дана нам была большая, очень большая радость. Сын мой Петр, окончив ссылку, приехал к нам, узнав через сестру мою в Москве (переписка при вольной ссылке разрешалась) наш адрес. Приехал с молодой женой, чтоб вместе жить. Они только что потеряли ребенка, о чем я писала. Временно мы расположились все в нашей одной комнате, куда перешли за два месяца перед тем, а затем для их удобства решили подыскать им вблизи от нас отдельную комнатку. Андрюшино служебное начальство ввиду его честной работы назначило его на трехмесячные курсы по бухгалтерии, причем было объявлено, что окончивший и сдавший экзамен лучшим по конкурсу получит диплом на права старшего бухгалтера. 25-го Сентября он должен был курсы закончить с этим правом, т. к. шел лучшим из всех. Это дало бы ему хорошее содержание, и он так радовался, говоря: «Мутенок мой (так он меня называл), ты не будешь больше стоять на базаре и продавать цветы, я один буду зарабатывать». Петя нашел комнатку очень близко оть нас, и 24-го Сентября по приведении ее в порядок они должны были пепейти в нее. 23-го вечером мы сидели все невеселые, предвидя несчастие. По всему городу начались аресты. Это было владычество Ежова.

В час ночи дети и Ниночка спали, я еще не ложилась, когда у нашей комнаты остановился автомобиль. Я разбудила детей. В дверь резко застучали и раздался так страшно знакомый окрик ГПУ: «Отворите!»

Делать было нечего, я отворила. Быстро