Водопад - Иэн Рэнкин

«Сааб» он оставил на мосту Норт-бридж. Дул пронизывающий холодный ветер, но Джин все равно остановилась, чтобы полюбоваться великолепным видом, открывавшимся на памятник Скотту, Эдинбургский замок и Рэмси-гарденз.

– Какой красивый город! – промолвила она.

Ребус очень хотел бы согласиться с ней, но не мог.

Для него Эдинбург давно стал состоянием ума, вместилищем преступных замыслов, замешенных на примитивнейших инстинктах. Ему нравились размеры города, его компактность, нравились его бары, однако внешний облик Эдинбурга, который так восхищал туристов, давно перестал производить на него впечатление.

Джин плотнее запахнула куртку.

– Здесь у каждого уголка своя история, – добавила она. Она повернулась к нему, и Ребус кивнул в знак согласия, вспоминая истории людей, сиганувших вниз головой с Норт-бридж, возможно, потому, что им не посчастливилось увидеть Эдинбург таким, каким видела его Джин.

– Я могу любоваться этим видом сколько угодно, – проговорила Джин, поворачиваясь к машине, и Ребус снова кивнул головой, чувствуя себя при этом законченным лицемером. Для него открывавшаяся отсюда панорама была вовсе не видом, а местом преступления, которое еще только должно совершиться.

Когда они отъехали от тротуара, Джин спросила, нельзя ли послушать какую-нибудь музыку. Ребус включил магнитолу, и салон наполнился оглушительными звуками «В поисках пространства» группы «Хоквинд».

– Извини, – сказал Ребус и нажал кнопку выброса кассеты. Джин тем временем отыскала в перчаточнице несколько кассет с записями Джимми Хендрикса, «Крим» и «Роллингов».

– Боюсь, ничего подходящего ты не найдешь, – извинился Ребус.

Вместо ответа она помахала в воздухе кассетой Хендрикса.

– У тебя, случайно, нет «Электрик ледиленд»?

Ребус только посмотрел на нее и улыбнулся.

Путь до Портобелло они проделали под песни Хендрикса.

– Почему ты решил стать полицейским? – спросила она его в промежутке между двумя композициями.

– Разве это такой странный выбор?

– Это не ответ.

– Верно. – Ребус кивнул и еще раз улыбнулся. Джин поняла намек и стала слушать музыку.

Район Портобелло Ребус рассматривал как одно из мест, где можно было бы съехать с Арден-стрит.

Рядом побережье, вдоль главной улицы выстроились небольшие уютные лавочки и магазинчики. Когда-то Портобелло был популярным курортом, куда стекалось мелкопоместное дворянство, чтобы вдыхать живительный воздух и плескаться в холодных морских волнах. Сейчас от прежней роскоши почти ничего не осталось, однако район понемногу возрождался. Те, кому не по карману были приличные квартиры в центре Эдинбурга, покупали жилье в Порти, где еще сохранились большие дома в георгианском стиле, и по сходным ценам.

Джин жила в небольшом особнячке на узкой улице неподалеку от набережной.

– Он принадлежит тебе целиком? – спросил Ребус, разглядывая дом сквозь лобовое стекло.

– Я купила его довольно давно, тогда Порти еще не был в такой моде… – Джин пожала плечами. – Ну что, может, на этот раз зайдешь на чашечку кофе?

Их глаза встретились; Джин смотрела испытующе, Ребус – вопросительно, но уже в следующую секунду оба улыбнулись.

– С удовольствием, – кивнул Ребус. Он как раз собирался выключить зажигание, когда зазвонил его мобильник.

– Я подумал, вам необходимо узнать об этом, инспектор, – сказал Дональд Девлин. Его голос чуть заметно дрожал – как и его могучие телеса.

Ребус кивнул. Они стояли у парадных дверей в мраморном вестибюле Хирургического общества. Наверху еще толпились гости, но все говорили вполголоса. На улице – прямо напротив входа – стояли серая «перевозка» из морга и полицейская машина с включенной мигалкой, которая каждые две секунды бросала голубой отсвет на фасад здания.

– Что с ним случилось? – спросил Ребус.

– Похоже на сердечный приступ… Гости решили немного размяться после ужина; некоторые вышли на галерею и встали у перил. – Девлин показал пальцем наверх. – Внезапно он побледнел и перегнулся через перила. Те, кто стоял рядом, решили, что его просто тошнит, но он вдруг обмяк, и вес увлек его вниз.

Ребус посмотрел на мраморный пол. На нем алело смазанное кровавое пятно, которое еще не успели смыть. У стен группами по два – по три человека стояли гости; некоторые вышли на улицу и остановились на лужайке, дымя сигаретами, и негромко обсуждали пережитое потрясение.

Когда Ребус снова повернулся к Девлину, ему показалось, что старый профессор пристально рассматривает его, словно какое-то заспиртованное чудище из Кунсткамеры.

– Вам не плохо? – спросил Девлин и, когда Ребус отрицательно покачал головой, добавил: – Вы были очень дружны, как я понял?…

Ребус не ответил. К ним подошел Сэнди Гейтс, на ходу вытирая потное лицо чем-то похожим на салфетку с обеденного стола.

– Ужасно, ужасно… – проговорил он. – Да и вскрытия, скорее всего, тоже не избежать.

Мимо пронесли на носилках тело, упакованное в пластиковый мешок и накрытое простыней. Ребус подавил в себе желание остановить санитаров и расстегнуть «молнию»: будет лучше, если он запомнит Конора Лири живым, веселым человеком, с которым они столько раз вместе выпивали.

– Он произнес замечательную речь! – сказал Девлин. – Это была своего рода всемирная история человеческого тела, начиная с теории о вместилище божественного духа и заканчивая Джеком-потрошителем в качестве гаруспика.

– В качестве чего? – не понял Ребус.

– Гаруспиками назывались древнеримские предсказатели, определявшие волю богов по внутренностям животных.

Гейтс рыгнул.

– Я не понял и половины из того, что он говорил, – сказал он.

– Половины не понял, половину проспал, – с улыбкой заметил Девлин. – Лири ни разу не запнулся, хотя у него не было даже конспекта, – добавил он с восхищением. Потом его взгляд снова остановился на галерее первого этажа. – Грехопадение человека – вот что он выбрал отправной точкой своей лекции… – Девлин полез в карман за носовым платком.

– Возьмите, – буркнул Гейтс, протягивая ему свою салфетку.

Девлин громко высморкался.

– Да, начал с грехопадения, – сказал он. – А закончил падением. Выходит, Стивенсон был прав.

– В чем?

– Он назвал Эдинбург «городом-утесом». И похоже, головокружение здесь не редкость.

Ребусу показалось – он знает, что имеет в виду Девлин. Город-утес… город, каждый из жителей которого понемногу опускается все ниже и ниже – медленно, незаметно, но неуклонно.

– Еда тоже была ужасная, – сказал Гейтс таким тоном, словно ему хотелось, чтобы Конор Лири погиб после хорошего ужина. Ребус, впрочем, знал, что сам Лири был бы с ним согласен.