Всё, Рыжая! Доигралась! - Ольга Цай

Все оживились и плотнее подтянулись к сцене. Ведущий разогревал публику, вещал о предстоящем батле. Я же слушал в пол уха, потягивал виски, по-прежнему на половину находясь в своих не самых приятных мыслях. Батл начался: на сцену вышли два маститых репера и понеслось. Толпа улюлюкала, поддерживала, ведущий доводил градус до нужного уровня. Но это шло задним планом, я ждал, когда Серж соизволит со мной поговорить, дабы убраться отсюда ко всем чертям, домой.

И тут в мое сознание проник до боли знакомый голос, заставивший меня вскинуться и пристально посмотреть на сцену.

Твою мать, это она! Это, действительно, Рыжая! Стоит на сцене с микрофоном и пристально смотрит на меня, насколько позволяет свет софитов. Она закончила свое выступление, отдала микрофон ведущему, который принялся вскриками подбадривать девушку, публика одобрительно зашумела. Она же двинулась за кулисы.

— Вип комната номер два, — бросил Серж и переключил полностью внимание на девушку сидящую рядом.

Я тут же вскочил и быстрым шагом направился в указанную комнату.

— Ну здравствуй, Борисов! — приветствовала меня Марина, уже ожидавшая там.

— И тебе привет, Рыжая!

Она замолчала, очевидно не зная, что сказать. А я не торопился протянуть руку помощи.

— Олег, думаю, ты был прав и нам стоило поговорить.

— Да? Молодец. Глаголы в правильном времени употребила.

Наблюдал, как стремительно тает ее неуверенность, уступая место гневу.

— Да? А ты какого хрена вокруг да около ходил? Двух слов связать не мог. Мычал как Герасим из «Муму».**

— Я? Ты сейчас серьезно? И скажи мне на милость какого я должен сейчас с тобой в принципе что-то обсуждать? Назови хоть одну причину?

— Не хочешь? Не надо! — вспылила она и опрометью бросилась к двери.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Стоять! — прорычал я. И сам не узнал свой голос. Схватил ее за запястье и развернул к себе. — Объясни, что было на яхте. Если это все не правда? То какого голый мужик у тебя ошивался в каюте? И только уволь от байки о том, что он сушил одежду.

— Ничего не было, — внезапно тихо ответила она, как будто из шарика выпустили весь воздух.

— А как же Лео? — еще раз повторил вопрос.

— Я попросила прикинуться, чтобы ты отстал.

— Ну у тебя получилось. Что изменилось?

— Слушай, Борисов, ты не ищешь легких путей? Да? Чего ты докопался? Что, да почему? Я пришла? Пришла. Призналась? Призналась. И заметь — первая. Извинилась? Извинилась. Хочу попробовать все заново начать, но чтобы не ограничиваться трехнедельным марафонским забегом. Понял? Если согласен — кивни.

Я слушал и не мог поверить собственным ушам, даже в этой ситуации эта девчонка умудрялась все поставить с ног на голову. И сделать это так искусно, что не оставалось ни единого сомнения, что белое — это черное, а черное — белое.

— Неправда, — это все, что пришло в мою ошалелую голову. — Не извинилась.

— Ты офигел что ли? По-твоему легко на сцене перед такой толпой выступить? Чем тебе не извинение?

Я улыбнулся и молча стал кивать.

— Ты чего?

— Ну ты сказала: «Если согласен — кивни». Вот я и киваю.

***

Одному Богу известно, как продержалась столько дней на острове после отъезда Олега. Хотелось все бросить и полететь за ним, исправить эту чудовищную ошибку. Но Соня уговорила не пороть горячку. И была совершенно точно права. Проснувшись на следующее утро, я попросила только об одной вещи: не звонить и ничего не рассказывать Олегу. И пообещала, что все исправлю. Спасибо Сержу — помог скреативить. Теперь я перед ним в неоплатном долгу.

И вот я стою в этой вип комнате, а Борисов еще и выпендривается. Но тут он закивал как болванчик с глупой улыбкой на лице.

— Ты чего?

— Ну ты сказала: «Если согласен — кивни». Вот я и киваю.

Сгреб меня в объятия. Приблизил свое лицо к моему и тихо сказал:

— Но с последним пунктом я не согласен. Мне нужны другие извинения, Марин. Совсем другие.

* Ильф и Петров "Двенадцать стульев"

** И.С. Тургенев "Муму"

— Алекс, я тебя убью! Клянусь, у меня больше нет друга!

— Что опять случилось?

— Рыжая отправила меня за ананасами. И это в двенадцать вечера! Шут с ним, стаскался — притащил. А они, сука, колечками! Адамиди, ты меня слышишь? Колечками, а не кубиками. Так у нее была истерика на полчаса. Она ревела! Клянусь тебе! Алекс, спаси, я повешусь!

— Ты можешь объяснить толком какие колечки — кубики?

— Такие, Адамиди, такие. Марине приспичило поесть ананасов, и не простых, а консервированных. И именно вечером. Я ломанулся в ближайший магазин — купил. Принес. И вуаля, они колечками нарезанные, — взвыл я. — А нужно было, оказывается, кубиками купить! Ты представляешь?

Вместо сочувствия на экране компьютера отразилось лицо уже бывшего, я в этом уверен, друга, который содрогался в приступах смеха.

— Ржи, ржи. Ты чего ржешь? Какого хрена не предупредил, что у беременных такие задвиги? Ты ж у нас опытный в этих вопросах, — продолжал наезжать я.

Алекс отсмеялся и спросил:

— А это что-то поменяло бы?

— Нет, но….блин, это треш!

— Да потерпи. Это не все время так будет.

— Да? А сколько?

— У вас сейчас шестой месяц?

— Ага.

— Ну еще три месяца, — заржал приятель.

— Спасибо, — процедил я. — Все я отключаюсь, толку от тебя никакого.

— Постой, — остановил Адамиди.