Алкоголик. Эхо дуэли - Андрей Воронин

— Тебе хорошо? – спросила она.

На ней был тонкий, полупрозрачный халатик. Черный. Очень короткий. Распахнутый на груди. Туфли она сняла. На пальцах босых ног – ярко-красный лак.

— Мне нормально! – хрипло выдавил он.

— Может, еще? – вид у нее был вызывающий.

Он мрачно посмотрел на нее.

— Я что-то не так сказала?

— Бесстыжая, – пробормотал он, понимая, что выглядит в данный момент совершенно нелепо.

— Бесстыжая!? – расхохоталась она. – А по-моему, в машине, когда я сказала про секс втроем, ты был не против. Или я ошибаюсь?

— Вы подруги или я ошибаюсь? – в тон ей ответил он. – Лика говорила, что вы дружите с детства.

Она опять рассмеялась, но на этот раз совсем беззлобно, по-детски. «А может, стоит попробовать?», – подумал он. Пошатываясь, он подошел к ней и прижался всем телом, поцеловал. Она извивалась в его объятиях, пытаясь оттолкнуть. Ну не станет же она кричать? Еще несколько секунд – и ей надоест сопротивляться, и она сделает то же, что подруга.

Вдруг он почувствовал боль. Она резко ударила ему локтем в нос. Он отшатнулся, из носу хлынула кровь. Удар был неожиданный и достаточно сильный. Кровь на лице оказалась обжигающе горячей.

Любаша извлекла из кармана своего полупрозрачного черного халатика такой же черный из очень мягкого материала носовой платок и подала ему.

— Прости, но ты сам виноват, – голос ее звучал ровно и спокойно.

— Я виноват!? По-моему, виновата ты! – начал он, пытаясь остановить кровь с помощью дамского носового платочка.

Он умолк, глядя в ее широко раскрытые глаза. Стыд обжег его горячей волной. Видимо, они действительно слишком много выпили, достаточно, чтобы потерять рассудок. Но ведь она начала первая, фактически предложив себя. Он помнил, что в делах об изнасиловании это квалифицируется как «провоцирующее поведение жертвы».

Она его спровоцировала, а он поддался, а только что говорил высокие слова о высоких отношениях. Какой дурак!

— Да, я скотина, – он мешком опустился на пол возле стены. Кровь еще продолжала сочиться из носа.

— Расслабься, – Любаша сделала успокаивающий жест рукой. – Это так, психологическая обкатка. Проверка на предмет того – «все ли мужики козлы». Лика – моя подруга. И к сексу втроем у меня отношение отрицательное. Я имею в виду в жизни, а не на работе…

— Так ты все-таки это самое… – он не договорил.

— Да, – спокойно ответила она. – Я как раз «это самое». Есть много всяких слов и названий для «этого самого».

— Я знаю, – пробормотал он.

— Эти слова все знают, но давай сегодня без них, – предложила она. – Если ты подождешь минуту, я накину что-нибудь более приличное и мы выйдем на крыльцо покурить, а заодно и поговорить. Если ты не против. Вставай, – она протянула ему руку.

— Ты совсем не выглядишь пьяной, – заметил он, когда они сидели на крыльце.

Все стало на свои места. Было просто и хорошо. Сейчас ему даже трудно было представить, что еще пару минут назад он домогался этой женщины в коридоре. А она правильно сделала, что дала ему в нос – пустила дурную кровь. Ее нельзя было домогаться. Это подруга.

Дождь кончился. На темном бархатном небе сияли звезды. Да, такое небо можно увидеть только здесь, на Кавказе, – высокое небо, полное ярких звезд. Когда смотришь в такое небо, действительно слышишь, как «звезда с звездою говорит».

— А что ты понял из своей тюремной жизни?

— Я вывел для себя правило: «Жаловаться бесполезно, от этого станет хуже!»

— Тебя били?

— В камере – нет. Странно, да? Ведь по идее должны были. А менты – да. Все потому, что я объявил голодовку.

— А почему ты объявил голодовку?

— Потому что я был невиновен. Я не сделал ничего из того, в чем меня обвиняли. Я объявил голодовку в знак протеста.

— Тебе что-нибудь удалось доказать таким способом?

— Нет, они только обозлились. Пытались насильно кормить через специальный зонд. Продолжали бить. Один раз били так, что я мешком свалился на пол и, несмотря на удары сапогами, уже не поднимался. Потом прибежали врачи и под руки затащили меня в кабинет, положили на кровать. Как я узнал потом от доктора, у меня просто остановилось сердце. Я пришел в сознание и увидел перед собой человека в белом халате. Потом мне кололи что-то в вену, давали нюхать нашатырь и били по щекам. Затем пришел начальник медчасти и спросил, буду ли я продолжать голодовку. Услышав «нет», приказал: «Все, в больницу его». Желудок уже отказывался принимать любую пищу. И только на уколах глюкозы кое-как поддерживалось общее состояние. Потом меня выписали из госпиталя в общую камеру. Мою вину не доказали. Сломали, но не опустили. Погоняло, правда, сокамерники придумали отвратительное – «Медуза». Разве я похож на медузу?

— Не думай об этом. – Она докурила сигарету, но не затушила ее, и уже начал гореть фильтр.

— Сейчас пальцы обгорят. – Он забрал у нее окурок и бросил в решетчатую пепельницу, стоящую у двери.

Двор блестел под высокой луной. Он легко и аппетитно вздохнул. Только сейчас он почувствовал необычайную чистоту ночного воздуха.

Любаша сделала неопределенный жест рукой, как будто звезда эстрады, небрежно приветствующая надоедливых, но постоянных и верных поклонников. «Нет, все же она основательно пьяна, – отметил он про себя. – Просто хорошо держится. С такой профессией, когда пьешь каждый день, от устойчивости к алкоголю до алкоголизма один шаг. Сначала пьет, пьет – и вроде бы ни в одном глазу. Все говорят: «умеет пить». А потом в один момент – хлоп. И все – алкоголичка».

— Значит, из своей тюремной жизни ты понял, что нельзя жаловаться. А что ты понял из своей ментовской жизни?

— Из ментовской? – он задумался. – Что нельзя трепать языком, потому что созданы целые сети, даже паутины «стукачества» и сплетничества. «Шестерки» есть в каждой службе и каждом отделе. В милиции этого много. Особенно трудно приходится молодым сотрудникам. С первых дней работы молодой сотрудник должен показать себя. Эти дни решают все. Во-первых, выяснится, будут потом на тебе возить воду или нет. Легко стать обычным винтиком, который будут крутить во все стороны. Еще ни в коем случае нельзя выделяться среди остальных – это не поможет продвинуться наверх по служебной лестнице. Чем лучше будешь работать, тем больше будут сваливать на тебя. При этом в кабинетах бывают ночные застолья с большим количеством водки, где во главе стола может находиться известный всем преступник, хорошо знакомый с уголовным розыском… Уголовный розыск – самая привилегированная служба. Обычно сотрудники этой службы являются любимчиками начальства – молодые люди спортивного телосложения, которые всегда, кроме дежурств, одеты в штатскую одежду. В этом отделе нет случайных людей. Если такие и попадают сюда, то быстро «вылетают». Работе оперативников содействуют целые сети осведомителей и «стукачей». Оперативники имеют доступ к разным уликам и секретным базам данных. Задействован также тайный – негласный – слуховой контроль и контроль телефонных переговоров. Оперативники не гнушаются использовать и физическую силу. «Ласточки», «темные», выкручивание рук и ног и другие приемы добывания нужной информации – их «оружие». Человек, задержанный по подозрению в совершении преступления, перед тем, как попасть в руки к следователю, пройдет по кругу через все кабинеты оперативников. К следователю он попадет уже обработанным и хорошо подготовленным к допросу. При допросе оперативники всегда интересуются по телефону у следователя, как подозреваемый дает свои показания. Если он «начинает идти в отказ» и допрос идет без адвоката, то вызывается оперативник, а следователь выходит за дверь. Через несколько минут будет все в порядке…