Завтра мы будем вместе - Галина Врублевская

— Ладно, Валерий, я подумаю. До осени еще есть время.

Островский налил мне и другим соседкам по столу в рюмки вина и провозгласил тост:

— Я снова хочу напомнить, в какой день мы сегодня собрались. Мы почти все здесь — мореходы.

Давайте выпьем за то, чтобы наши паруса всегда наполнял ветер любви.

Все чокнулись и осушили бокалы.

«Капитан, обветренный, как скалы, вышел в море…» — затянул Островский песню его юности, но его не поддержали. В нашем поколении как-то не принято петь. Включили магнитофон. Первыми выбежали на середину комнаты дети и стали танцевать кто во что горазд. Девочки изображали что-то классическое, балетное. Мальчишки прыгали козликами, никто из них еще не умел танцевать, кроме моего Коли. На этот раз он отличился в хорошую сторону: отбивая ритм ногами, смешно выгибал попу и хлопал в ладони. И это при его глухоте. Заиграла медленная музыка. Островский пригласил меня на танец.

Валерий был самым пожилым из присутствующих. И его взрослые дети подчеркивали возраст отца. Но я ревностно сравнивала их, пытаясь зачем-то доказать себе, что Островский еще не стар.

Верхнюю люстру выключили. Только неяркие светильники в виде свечей на стенах слегка освещали комнату. И в этой полутьме я не видела различия между Валерием и другими гостями: Юрой, Иваном, и даже друзьями Максима. Валерий несильно прижимал меня к себе, маневрируя в пространстве комнаты. Мне казалось, что мы с ним очень похожи. Почти одного роста. Оба коротко стриженные. Оба стройные. Оба загорелые. А легкие борозды, изрезавшие его лицо, сейчас скрывались в тени полумрака. Танец продолжался, и мое тело вспомнило те минуты на корабле, когда мы с Валерием были близки. Я придвинулась к нему поближе. Он почувствовал это и напряг все свое тело.

— Катюша, возвращайся ко мне. Все, что я тебе говорил, остается в силе. Я буду заботиться о тебе и Коле.

Я закрыла глаза. Все разъединяющие нас обстоятельства — разница в возрасте, моя необразованность, его брак — отошли на задний план. В эту минуту мне казалось, что у нас много общего и у нас может быть будущее. Но уже в следующее мгновение мой сон прервался. Кто-то включил верхний свет и остановил музыку. Это командовал Иван Задорожный:

— Минутку внимания, наша запоздавшая гостья — старшина в отставке Светлана Колокольцева.

На пороге комнаты, неуверенно улыбаясь, стояла средних лет сутулая полноватая женщина, держа за руку мальчика. Когда-то на скалистом берегу Финского залива решалось: будет ли дарована ему жизнь. Я подсчитала: мальчику должно быть девять лет. У ног Светланы лежал старый обтрепанный рюкзак, такой же нескладный, как его владелица. Когда Светлана служила на флоте и большей частью ходила в форме, она казалась стройнее.

А может, она горбится от смущения, вдруг догадалась я.

— Мы только что с поезда, — оправдываясь за свое опоздание, пояснила Светлана. — Сегодня везде столько народу!

— Ну, иди, сынок, к отцу, поздоровайся, — отойдя от меня, сказал Островский и раскрыл объятия своему младшему сыну.

И снова ревность больно уколола меня. Как жаль, что у моего Коли нет такого отца. Еще минуту назад Островский предлагал стать им. Но какие-то глупые сомнения сверлили меня. Теперь, вместо неясных препятствий, передо мной стояла осязаемая преграда — мать младшего сына Валерия. Светлана поздоровалась с гостями, потом сдержанно — с Островским. Он по-дружески кивнул ей. Меня, в толпе других гостей, Светлана Колокольцева не узнала или не захотела узнать. Почему-то и Островский промолчал обо мне.

Было поздно, когда наша вечеринка подошла к концу. Дети, набегавшись по комнатам и коридорам, заснули кто где. Некоторые гости ушли незаметно. Удалились Юра с Викой. Их уход был ознаменован громкой ссорой. Вика обвиняла своего почти мужа в безответственности. Он был за рулем и собирался не только сам уехать на машине, но и отвезти нас с Колей. Машина, об этом Юра говорил мне раньше, была приобретена им как сдерживающий фактор против пьянок, в которые его то и дело вовлекали дружки. И в этот чудесный вечер, в кругу старых друзей, Юра не мог остаться трезвым вопреки своему намерению.

— Ну, выпил, что тут такого! — тоже громко оправдывался Юра. — Я же на ногах крепко стою, в метро пропустят, будь спок. Ну, на посошок! — И он опрокинул в рот еще одну, последнюю рюмку.

Остальные тоже поехали на метро. Хозяева стали готовиться ко сну. Островский хлопотал в одной из спален, приготавливая постель для Светланы и ее сына. Другого места, чтобы остановиться в городе, у них не было. Для меня так и осталось загадкой, почему Островский не предупредил меня о приезде Светланы с сыном. Боялся? А может, специально хотел вызвать мою ревность? Тогда ему это удалось. Я уже решила, что нам с Колей придется возвращаться домой одним, когда неожиданно к нам подошел наш бывший однокурсник Витюша. Я не упоминала его, так как ничего интересного с Витей за эти годы не произошло. Он и раньше был невзрачен, а теперь и совсем стал незаметным. Работал мастером в телеателье. Не разбогател, но и не бедствовал. Не женился. Один танец, что мы с ним протанцевали за этот вечер, прошел почти в полном молчании. Наверное, он слышал о моих приключениях от других, но любопытства не проявил. И только один сообщенный им о себе факт поразил меня. Когда я спросила его, отчего он какой-то сумрачный, не такой, как все, Витюша ответил:

— Я не сумрачный, Катя. Просто я — трезвый.

— Что значит «трезвый»? — не поняла я.

— Ну ты, наверно, помнишь, какие кренделя я выделывал в техникуме, когда перебирал? — Он деликатно умолчал о моих кренделях. — Ну а теперь я подшитый, сама понимаешь, что это значит.

Я понимала. Сама была на волосок от этой напасти. Я нежно погладила Витю по руке и ничего не сказала. Всего один танец за весь вечер мы протанцевали с Витей. Но именно Виктор выручил нас с Коленькой, предложив отвезти домой на своей машине. Хоть кто-то о нас позаботился.

Ежедневно моросили дожди. Август, прохладный и сырой, уже распахнул двери осени. В тот день я выходила на работу в вечернюю смену, а потому накануне не стала заводить будильник. Но меня разбудил звонок в квартиру. Ранней гостьей оказалась тетя Катя. Слабоумная женщина и раньше наведывалась навестить меня — мое долгое отсутствие не повлияло на нашу взаимную симпатию. Я отдыхала душой в ее обществе: такие искренность и простодушие не часто встретишь в жизни. Она, вероятно, нуждалась в обычном внимании с чьей-то стороны, и я не отказывала ей в нем.

На этот раз она притащила с собой большой бесформенный тюк — какие-то вещи буграми выпирали из завязанной узлом грязной простыни. В этот неожиданный по времени приход тетю Катю было не узнать. Обычно сонная, заторможенная, сейчас она беспокойно елозила на стуле, дергала головой, и обильные слезы текли по ее щекам. Она размазывала их грязной ладонью, оставляя на лице серые разводы. Я никак не могла понять, что случилось, настолько сумбурна была ее речь. Злые люди выгнали ее из комнаты, сказав, что комната теперь принадлежит им. Еще раньше куда-то уехала опекунша. Двое суток тетя Катя провела в своем подъезде — там ночевала, и участливые соседи подкармливали ее. Но там очень холодно, и несчастная женщина пришла ко мне погреться.