Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев

Если так, то хорошо, а то ведь он уже начал уставать от жизненного опыта, больше подходящего семидесятилетнему человеку, замученному потерями, войнами и революциями.

Заодно и память наконец пришла в полное соответствие, никаких сбоев, события четырех реальностей уложились в нужном порядке, никак не мешая друг другу. И та мысленная сила, которую он впервые ощутил в Нерубаевских катакомбах, стала еще более отчетливой и управляемой.

С таким настроением он и явился без приглашения на Столешников в семь часов утра. Открыл не доступную никому из здешних жителей дверь, точно так, как они с Андреем проникли сюда отчаянной (когда все было поставлено на карту) ночью двадцатого года, после боя на Николаевском вокзале и прорыва через перекрытый красноармейскими патрулями город.

Вошел, разделся, убедился, что Валентин безмятежно спит. Да, ощущение абсолютной защищенности штука приятная, только предательская, если ошибешься. Лихарев ошибся.

В толстых шерстяных носках, которые Сашка любил надевать в сапоги вместо портянок, прошел на кухню. В Форте он не выпивал, другими делами занимался, а здесь отчего же не расслабиться, обстановка не только позволяет, а прямо требует, чтобы создать нужное впечатление у клиента.

Наркомовская привычка ужинать далеко за полночь, завтракать в обед, а обедать в девять вечера сейчас пришлась как раз к месту. Тем более свежие газеты в сталинские времена доставлялись тоже в семь, чтобы товарищи успели перед работой ознакомиться с текущими установками. Вот Сашка и достал из ящика «Правду» и «Известия», сидел, просматривал с карандашом в руке передовицы и сообщения о вчерашних кадровых перестановках.

В отдаленном парой десятков метров туалете зашумела спущенная вода, а через короткое время на пороге возник ошарашенный Валентин в сиреневых шелковых подштанниках. Понятное дело — проснулся по нужде, имея в виду еще часик после того поспать, самый сладкий, особенно при нынешней погоде, и увидел свет в конце коридора, подумал сперва, что с вечера забыл выключить — и нате вам!

— Привет, Валентиныч, — радушно сказал Шульгин, приподнимая рюмку к глазам. — Умойся, присоединяйся, разговор есть. Или обратно в койку? Я не спешу, можно и попозже…

— Какой там попозже, — пробурчал Лихарев, окончательно приходя в себя. — Я сейчас… — Похоже, он как должное воспринял начальственное «ты», которое утвердил в обращении к нему Шестаков-Шульгин. По крайней мере, недовольства не показал.

Валентин долго плескался в ванной, освежаясь ледяной водой, вернулся более-менее одетый.

Вообще, довольно жестоко заставлять человека встать раньше, чем он себе наметил. Лучше б вообще не ложиться. Тут еще дополнительно шокирующая ситуация: как если бы на вашей личной яхте, идущей через Индийский океан, вдруг незнамо откуда оказался лишний пассажир, не в спасжилете, а во фраке и бабочке. Сидит, сволочь, нагло улыбаясь, в гостевом салоне и пьет хозяйский коньяк.

На что и расчет. Неприятеля нужно брать тепленьким и врасплох.

— Я вам всегда рад, Григорий Петрович, — произнес Валентин тщательно заготовленную фразу, — но все-таки не совсем понятно…

— Да ты не напрягайся, — мягко сказал бывший нарком. — Удивительного в жизни гораздо больше, чем можешь представить даже ты. Хорошо, в ходе германской войны старший лейтенант Власьев, с которым ты слегка знаком, обучил меня этой простой мудрости. На наглядных примерах. Сильно интересуешься, как я вошел в твое уютное гнездышко. Отвечаю — через дверь. Легко…

— Но это же… — слегка даже задохнулся от удивления Лихарев.

— Невозможно, ты хотел сказать? Увы. Людям свойственны заблуждения. И не совсем людям — тоже. Мне порой кажется, совсем не люди подвержены тому же пороку.

Хитро подмигнул собеседнику, разминая в пальцах папиросу.

— О чем вы, Григорий Петрович?

— Знаешь, чтобы язык о зубы не бить лишний раз, я тебе почитать кое-что дам. А там и объяснимся… — и протянул Лихареву собственный труд, вложенный в советский конверт из сероватой крафт-бумаги. Специально пришлось по пути забежать на Центральный телеграф, благо недалеко.

— Это я у себя в почтовом ящике нашел, около полуночи, — счел нужным подчеркнуть Шульгин.

Ох, как он любил такие игры! Партнер сразу выбивается в безусловно проигрышную позицию, и смотреть, как он там барахтается, — милое дело.

Валентин, при всех его способностях, прочел письмо дважды. Сначала стремительно, как учили, охватывая за секунду содержание страницы целиком, потом медленно, едва ли не по слогам. Такое у Сашки сложилось впечатление.

Он успел выцедить рюмку, докурить папиросу, и теперь просто сидел, беззвучно постукивая пальцами по колену. «Главное, — внушал он себе, — не перестараться. Я тоже должен быть удивлен и поражен, не меньше его. Нет, гораздо больше. Просто за шесть часов, согласно типу личности, успел кое-что переварить, обдумать, избрать форму поведения. А на самом деле жадно жду, что он мне ответит. Шестакову ведь тоже куда легче и спокойнее остаться в круге собственных представлений, нежели очутиться в новом, непредставимом для материалиста мире. И то, что я говорил сейчас, — просто попытка сохранить хорошую мину… Я просто жажду, Валентин, чтобы ты меня разубедил…»

И написал эти мысли на своем лице.

Напрасно.

Лихарев бросил листки на стол. Было совершенно понятно, думает: «Какая же сволочь этот Александр Иванович. Обманул, да как цинично обманул два раза подряд».

Молчали, глядя друг на друга.

«Все-таки слабак Валентин. Упускает последний шанс. Шестаков — наивный человек по сравнению с тобой. Еще можно вкрутить ему какую-то убедительную трактовку, оставаясь в рамках интеллектуальных представлений тридцатых годов. Я бы постарался, а он сдался. Плохой резидент…». Шульгину вспомнился советский фильм «Вариант „Омега“» с Олегом Далем в главной роли. Там герой в куда более проигрышной ситуации выиграл великолепно. Чисто. Как раз на пресловутых логических связях высших порядков. Лихарева подобному явно не учили.

— Значит, я делаю вывод, что все здесь написанное правда, — сказал Шестаков, едва ли не с болью в голосе. — Следовательно, друг мой, мы возвращаемся к вечеру в Сокольниках. Оттуда и начнем отсчитывать. Согласен?

Валентин нервно передернул плечами.

— Попробуем…

— Зачем пробовать? Ты попробовал задержать по приказу Сталина наркома Шестакова, бесчинствующего в тихой, приведенной к кладбищенскому спокойствию Москве. Ты моим словам не удивляйся, я и сам по себе, без всякого Шульгина, обучился в кают-компаниях вольномыслию. Мы там царя с царицей и Распутина всячески поливали, отнюдь жандармов и стукачей не опасаясь. Я был уверен, что самолично тебя разоружил и заставил со мной уважительно разговаривать. Оказалось — не совсем сам, что факта как такового не умаляет. Мне или нам ты однозначно проиграл. Из чего я делаю вывод, что и впредь никаких преимуществ тебе твое истинное положение не дает и не даст. Так?