Роковые женщины советского кино - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Творческая неудовлетворенность, охватившая в тот период Гузееву, отрицательно сказывалась и на ее душевном самочувствии. Чтобы уйти от тягостных мыслей, которые все чаще стали посещать тогда актрису, она нашла единственное спасение – алкоголь. По ее словам:
«Я занималась саморазрушением. Мало спала, ночи проводила в компаниях. У меня была куча друзей. Бурные общения, алкоголь, сигареты… Меня всегда тянуло не к мальчикам из хороших семей, а к рисковым мужчинам. Первый мой муж увлекался наркотиками, много позже его убили. Очень жаль, хороший был человек…»
После того как Гузеева поняла, что своих сил справиться с болезнью у нее нет, она обратилась к помощи врачей. Ей сделали операцию. Однако после нее актриса начала сильно прибавлять в весе (набрала более 20 лишних килограммов) и на прежнюю красавицу Ларису Гузееву стала мало похожа. По старой памяти она еще приезжала на кинопробы, но когда режиссеры видели ее – оплывшую, растолстевшую, – у них сразу пропадала охота ее снимать.
Лариса Гузеева вспоминает: «Недоброжелателей у меня было много. Во всяком случае, на «Мосфильме». Существует мафия вторых режиссеров, которые, если с ними не дружишь, могут наговорить режиссеру кучу гадостей: что ты, мол, в запое, родила ребенка или вообще уехала за границу. Не хочу сказать, что я ангел и мне только нимба не хватает. Но все любят тихих и ласковых. Я же вольная была с детства и прямо говорила, что именно меня не устраивает. Все злились: почему я не лижу благодарно руки? Впрочем, я ссорилась с режиссерами не только по работе. Когда снимаешься по полгода в одной картине, режиссеру может вдруг прийти в голову мысль: «А почему бы нам с тобой не завести романчик?» Но я никогда в жизни не продавалась за роль. Если пьяный режиссер ломится ко мне ночью, могу и по «чайнику» дать. С роли меня уже снять не могли, но экспедиция превращалась в ад, в войну…»
Об этом же и слова Г. Каревых: «Во всех проявлениях остается неизменной ее (Гузеевой. – Ф. Р.) человеческая позиция, суть которой – бескомпромиссность, ненависть к серости, казенщине, фальши. А еще гордость и прямота. Столь превозносимые в героях вымышленных, литературных, они далеко не облегчают существование в реальной жизни… «Быть бы тебе похитрее», – говорят Ларисе. Но она не желает безропотно сносить беспорядок в съемочной группе, не уходит от непростого творческого спора, даже если знает, что это может ударить по ее едва начавшейся актерской судьбе».
К началу 90 х годов Гузеева из-за перечисленных выше причин практически перестала сниматься в кино. За период с 1988-го по 1990 год она сыграла всего лишь в трех фильмах.
В те же годы она вышла замуж во второй раз – ее избранником стал бывший соотечественник, а ныне пожилой американец, который владел выставочным залом. По словам актрисы, «мой мозг тогда был постоянно затуманен алкоголем, думаю, поэтому и вышла за него замуж…».
Тот брак оказался для нее самым скоротечным – он длился около… месяца. В 1991 году она отправилась на съемки в Грузию, где режиссер Михаил Калатозишвили приступал к работе над фильмом «Избранник» по роману П. Мериме «Матео Фальконе» и предложил Гузеевой роль комиссара. Роль небольшая и ничем не примечательная, однако именно там актриса встретила свою новую любовь – филолога-сценариста из Тбилиси по имени Каха.
Лариса Гузеева вспоминает: «Я часто влюблялась. И говорила маме: «Мама! Как я его люблю!» А мама мне отвечала: «Когда ты захочешь иметь ребенка, похожего на твоего мужчину, тогда я поверю, что ты любишь». Я увидела будущего мужа и просто захотела мальчика, на него похожего. Я никогда не хотела ребенка прежде…
Но, к сожалению, с его стороны не было красивого ухаживания. Мы жили в гостинице, полгода шли съемки в Грузии. Без воды горячей, без отопления. Ужасный дискомфорт. Я люблю красоту, роскошь, деньги, рестораны, подарки. А там этого ничего не было. Мы спускались вниз, в какой-то грузинский каменный кабачок, пили вино, ели зелень. В этом тоже что-то есть, когда влюблен. Потом отсыревшие простыни, не было света. Ужасно…»
В 1992 году Гузеева родила сына. По ее словам, заставила ее это сделать подруга и тезка Лариса Удовиченко. Она сказала буквально следующее: «Тебе не стыдно, что рожают алкоголики, те, кого лишают родительских прав, а ты, такая здоровая, можешь работать, можешь устроить жизнь – и живешь ради себя? Тебе не стыдно не иметь своего повторения?»
Любовь и рождение ребенка помогли Гузеевой вновь обрести былую стройность и красоту. И несмотря на замужество на нее вновь стали обращать внимание поклонники. Например, известный французский актер Ришар Берри, познакомившись с Ларисой, тут же пригласил ее в ресторан. Однако не учел российской действительности и буквально вспотел от русских цен. В итоге его щедрости хватило всего лишь на чашку кофе и дешевый салат. Остальное, в том числе креветки и икру, Гузеева заказала на свои кровные. После этого ланча она призналась в одном из интервью: «Неужели этот французик думает, что русские слаще морковки не едали? Пусть я не имею виллы в Ницце, но одеться в парижских бутиках и пообедать в петербургских ресторанах я вполне в состоянии…»
В те годы (середина 90 х) Гузеева обитала в Санкт-Петербурге, в малогабаритной квартире в Ульянке.
В 1994 году Л. Гузеевой присвоили звание заслуженной артистки РСФСР.
В 1996 году после долгого перерыва в 11 лет героиня нашего рассказа вновь сыграла главную роль в кино, хотя фильм был короткометражный. Речь идет о ленте Максима Пежемского «Жестокое время».
Из интервью Л. Гузеевой конца 90 х: «Я люблю делать подарки, но я не мотовка. Всегда беру в магазин список того, что мне нужно. Не трачу последнее, потому что знаю, как деньги даются. Я их сама зарабатываю. Никогда не куплю себе безделушку или красивые туфли, которые сегодня не понадобятся, если знаю, что завтра приедет мама, что нужно заплатить за детский сад. Потому что у меня были тяжелые времена. Одно сознание того, что в заначке нет какой-то определенной суммы, у меня может вызвать депрессию…
Когда семья состоит из двоих, я не считаю это семьей. Это просто два человека, которые решили так жить. Так что у меня, несмотря на печати в паспорте, до рождения ребенка не было семьи. Сейчас у меня есть семья – сын, свекровь, родственники, тети, дяди – вот это семья, потому что нас много. А когда вдвоем – это ничто. Я до тридцати лет занималась саморазрушением. Я этим объелась. А потом появился ребенок. И мне стало страшно, что я буду старая, больная, нервная идиотка. И ребенок будет видеть меня. Я все сделала для того, чтобы сын мной гордился. Он меня обожает. И в нем уже это проявляется.
Я не могу появиться перед ним с немытой головой, ходить перед ним некрасивая. Он мальчик, для него очень важно увидеть, какая я. И когда к нему приходят товарищи, я же слышу, как он им говорит: «Это моя мама. Она русская. Смотри, какая она красивая». Потому что я его тоже завоевываю. А как же! Как мужчин, так и сына…
Я ненавижу всех этих революционеров. Я не тусуюсь. Не люблю белых ворон. Если кто-то на банкет, куда надо приходить в смокинге, надел рваные джинсы и майку, то он идиот. Если ты хочешь протестовать – лучше вообще сиди дома. Мне хочется жить комфортно, спокойно, в достатке. И я не плыву против течения. Наоборот, стараюсь обходить углы, если понимаю, сколько нервов потрачу, идя на конфликт. Мне лень. И жалко себя. Я лучше на диване полежу, книжку почитаю. Мой муж, как и моя мама, во всем меня поддерживает. Мы можем ссориться, и очень сильно, я не особенно слежу за своими выражениями, могу и оскорбить. А он никогда. Каха очень интеллигентный.