Молчание солдат - Сергей Самаров

– Может, там уже все кончилось? – спрашивает Клаас.

– Так не кончается. Это только середина. Кто-то отступил. Отстреливаясь. Наверное, Аббас. Потому что в него с разных сторон стреляли. Он должен одной группой идти...

– Угодил в засаду?

– Тоже может быть... Федералы любят засады. Но из засады его не выпустили бы. Засада обязана оба фронта перекрыть, а здесь стреляли с боковых сторон, под углом.

– Как ты это слышишь? – удивляется Раундайк. – Я могу только сторону определить. И то приблизительно...

– Повоюй с мое.

Дукваха озадаченно морщит лоб, приседает, вытаскивает из-за пазухи карту и, спрятавшись за камень от постороннего взгляда, светит себе фонариком. После этого показывает рукой увереннее:

– Туда... Там есть место, откуда осмотреться можно.

– Без ПНВ не осмотришься.

– Тогда – послушаем.

И снова марш-бросок... Теперь уже короткий, потому что впереди опять разгорается бой. Дукваха выводит джамаат точно на позицию, которую определил. И все видит благодаря ракетам, которые запускают федералы... На свою беду запускают, потому что он и их сверху видит так же прекрасно, как и тяжелое положение, в которое попала группа Аббаса.

– Огонь! – звучит команда...

По ночной Москве ездить – одно удовольствие. Пусть и гоняют отдельные редкие машины на пределах реакции водителя, а часто и за этим пределом, тем не менее в пробках стоять не приходится. А это, по большому счету, стоит гораздо большего. Когда мучаешься медленно и долго, устаешь гораздо сильнее.

Впрочем, маленький «Геша» тоже скорость любит. Вернее, скорость любит Пулат. Да и Сохатый, сидящий справа от «маленького капитана», совсем не похож на дежурного инспектора дорожной службы, который ловит любителей рискованной скорости. Быстренько едут...

Зураба посадили на заднее сиденье, он рассказывает, как обычно, обстоятельно:

– Нашел я Фатиму Абдутабарову. Она в Москве живет, журналистка на какой-то радиостанции. Кажется, на иностранной. По крайней мере, визитка у нее на двух языках – русском и немецком. Обычно, кто с конкретной страной не связан, делает на русском и английском... Аббас Абдутабаров – сын ее покойной сестры. Вообще-то Фатима племянником мало интересуется, но знает, что он в боевики подался, в отряде какого-то полевого командира пристроился. Слышала, что еще жив. Больше ничего... Про сестру свою Мадину, мать Аббаса, она и рассказала... История, в общем-то, трагическая, но для нашей жизни обычная. Отец у них суровый был. По старым законам жил, честь свою берег. Мадина на сессию ездила, в Ростове училась, там и познакомилась с чеченцем Аббасом Чохоевым. Тоже там учился, в институте физкультуры. Забеременела... Когда отец об этом узнал, был большой скандал, и отец выгнал Мадину из дому. Мадина пристраивалась, как могла, надеялась, что дед, когда ребенок родится, смилостивится при виде внука или внучки... Кого уж там она ждала, не знаю. Так и родила. Где и чем кормилась, как жила – никто не знает. Из роддома выписалась, податься ей некуда. Кто ее с ребенком на квартиру пустит? Беспокойство... У всех своих забот... Вечером приходит домой с ребенком. А отец на порог ее не пускает. Мадина уходит в слезах и той же ночью возвращается в сад, ребенка на заднем крыльце дома кладет, а сама на старой чинаре вешается... Там, под чинарой, стол стоял, отец сестер за этим столом отдыхать по вечерам любил. Она на стол залезла, приделала на большую ветку веревку, голову в петлю и спрыгнула... Больше отец за тот стол не садился. А ребенка в детский дом отдал. Не захотел принять. Сам отнес... В пеленках записку нашли с именем – Аббас. Решили, что мать его так назвала...

– Это бывает... А откуда Фатима знает, кто отец ребенка? – спрашивает Дым Дымыч.

– Она одна и знает. Ей Мадина письмо написала перед смертью. Просила найти в Ростове Аббаса Чохоева и про ребенка ему рассказать... Фатима сразу поехать в Ростов не смогла, когда поехала, поздно уже было, не застала, того в армию забрали – нашла Чохоева только в Москве, случайно. Много лет спустя. Когда Аббас уже в отряде Имамова воевал... Рассказала... Но отец сына так пока и не видел. Вот такая судьба у мальчишки...

– А как Чохоев сообщение встретил? Признал факт?

– Я спрашивал... Фатима сама не поняла. Она ведь не просто рассказала. Она обвинила его в смерти сестры... Но выслушал он ее внимательно, ничего не сказал, повернулся и ушел... И больше встретиться не пожелал. Признал – не признал... Непонятно. В принципе, у него сейчас своя семья – жена русская, наверное, не хочет вносить в дом лишние пересуды. Но о Чохоеве разговор вообще особый...

– Вот этого разговора мы и ждем, – говорит Пулат, включая дворники на ветровом стекле – обильный снежок внезапно повалил, стал дорогу и машину засыпать. – Побыстрее, а то мы подъезжаем...

«Геша» сворачивает на боковую улицу. Пулат всматривается в номера домов с левой стороны, чтобы правильно сориентироваться.

– Еще пару кварталов, кажется... – прикидывает Сохатый. – Рассказывай, чтобы не стоять под окнами.

Зураб продолжает:

– Аббас Чохоев... Работает преподавателем физкультуры в каком-то колледже и ведет занятия в платном клубе для мальчишек – тренер по айкидо.

– Хороший, может быть, человек, – со знанием вопроса сразу решает Дым Дымыч и оборачивается. – Чтобы обучать кого-то айкидо, мало только «физику» иметь, необходимо знать восточную философию и обладать достойными моральными качествами... Без этого айкидо человеку всерьез не дается. Он всем этим обладает?

Зураб плечами пожимает:

– Я с ним не знаком, но все отзываются о старшем Аббасе хорошо. Только вот... Неприятности у него крупные... Не поладил он с серьезными парнями из диаспоры. С теми, что среди своих власть пытаются держать жестко. И не только среди своих... С одной из группировок ребята. Его попробовали «к порядку призвать»... Он за себя хорошо, говорят, постоял... Такого унижения не прощают... И в результате на него оформлено уголовное дело за избиение трех чеченцев из диаспоры. Причем совсем не тех, кто приходил к Аббасу на разборки. Парни малолетние. Клянутся, что их избил именно Чохоев, а он говорит, что в глаза их не видел. Сейчас идет следствие. Чохоев под подпиской о невыезде. Я думаю, никому не надо объяснять, как идет следствие против любого чеченца...

В голосе Зураба звучит откровенная обида.

– Понятно, – кивает Пулат и сворачивает во двор. – Кажется, второй корпус с улицы... И второй же подъезд... Это ничего, что мы так рано? Еще и трех утра нет.

– Но уже почти три часа ночи, – возражает Зураб.

Они выходят. Пулат закрывает дверцу, включает сигнализацию.

Дверь подъезда с домофоном. Дым Дымыч с пилкой для ногтей и с куском гибкой проволоки колдует над замком около минуты. Наконец на табло зажигается традиционная приветливая надпись «open».