Внутренний враг. Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

И, наконец, еще одна связь Бенсона вызвала особенный интерес. Графиня Магдалена (Лилли) Ностиц — супруга графа Григория Ивановича Ностица, генерал-майора императорской свиты. Исключительно любвеобильная американка-авантюристка, Магдалена первым браком была замужем за прусским офицером по фамилии фон Нимпш. После его смерти она вышла за графа Ностица, служившего тогда российским военным атташе в Берлине. В Петрограде, где, по словам современника, она всех покорила «своим тактом, очаровательными манерами и великолепными приемами», Магдалена была признанной предводительницей общества военного времени25. Однако матримониальные рамки явно не способны были сдержать ее любовных порывов! состоя в браке с Ностицем, она сменила целый ряд любовников. Одним из них был Бенсон, с которым у нее был роман, когда оба, любовник и муж, служили при русском посольстве в Париже. По слухам, имевшим хождение в Министерстве иностранных дел, примерно в это время граф Ностиц затерял какие-то важные депеши и был вынужден покаяться перед русским посланником А. Нелидовым, после чего был уволен от должности26.

Установив слежку за Бенсоном, военная контрразведка натолкнулась на графиню Ностиц. Вездесущий В.А. Ерандаков лично организовал разработку графини, окружив ее филерами, подкупив слуг и подвергая перлюстрации ее письма. Собранный им материал вскоре составил толстое досье, представленное Ставке, поскольку Ерандакову было приказано регулярно информировать о Ностиц Янушкевича, начальника штаба великого князя. (Помимо прочего, в папке имелись фотографии обнаженной графини, которые похотливый Янушкевич как-то показал министру иностранных дел Сазонову в очередной приезд того в Барановичи, к отвращению последнего27.) Ерандаков выяснил, что в настоящее время Магдалена состоит в связи с Лалонгом, советником бельгийского посольства, а также что графиня ведет всю свою иностранную корреспонденцию через бельгийские дипломатические каналы. Однако Ерандаков не знал наверняка, делает она это ради сохранения своих личных тайн или с конспиративной целью. Его агентам не удалось застать Магдалену при совершении каких бы то ни было реальных преступлений28.

Однако возможность того, что графиня все же действует в интересах противника России, рассматривалась со всей серьезностью и в результате были предприняты шаги для ее обезвреживания. Не было, конечно, и речи об аресте или судебном разбирательстве. Общественное положение графини делало ее неприкосновенной, кроме того, ее обожал весь дипломатический корпус29. Более того, граф, ее супруг, будучи свитским генерал-майором, был непосредственно приближен к персоне императора. Однако если графиня все же делилась тайнами с врагом, невольным источником ее сведений был, вероятнее всего, муж, почему и было принято решение закрыть ему доступ к сколько-нибудь важной информации. В апреле приказом Ставки граф был отстранен от участия в любых операциях действующей армии. Ностиц подал протест на такое с собой обращение в Министерство двора: устно ему было сообщено, что ни его, ни супругу ни в чем не обвиняют, однако он потребовал предоставить ему это заявление в письменном виде, поскольку «оставление без письменного опровержения временного подозрения» ставит «пятно на честь моей жены и на мою»30.

В ответе Министерству двора Янушкевич проявил всю отпущенную ему уклончивость и хитрость: он утвердительно сообщил, что Ставке не известно ничего такого, что порочило бы графа, и она не располагает ровным счетом никакими данными о графине, поскольку та является лицом не военным, а гражданским. Дальнейшие вопросы по ее поводу, продолжал он, следует адресовать корпусу жандармов и Министерству юстиции31. Эго письмо показывает степень недоверия Ставки ко двору, дошедшей до прямого обмана относительно планов контрразведки32. Раскол между высшим военным командованием и монархией, симптомом которого может служить данный эпизод, далее станет объектом нашего специального рассмотрения, поскольку он оказал глубокое влияние на то, каким образом было разыграно дело Мясоедова.

Итак, среди тех, кто был арестован или помещен под наблюдение в первой фазе дела Мясоедова, только Кедыс и названные ею люди — в придачу к Бенсону, Зейдлиц, Поллачеку и графине Ностиц — хотя бы отдаленно давали основание для обвинения их в шпионаже в пользу противника. Но если оставить в стороне Кедыс (учитывая ее явную душевную неуравновешенность, можно усомниться в сделанных ею разоблачениях), каковы были несомненные доказательства их виновности? Чтобы выдвинуть обоснованное обвинение в шпионаже, надо задержать шпиона в запретной зоне, с документами, явно свидетельствующими о его виновности, наконец, необходимо выжать из него признание — в противном случае шпионаж доказать очень трудно. Например, кто бы спорил, что Бенсон — негодяй и морально опустившийся развратник; его многообразные связи с немцами в сочетании с недавно возникшим в одночасье богатством полностью оправдывали предпринятое русской {шведкой и контрразведкой расследование. Поскольку большую часть войны в России действовало чрезвычайное положение, а власти обладали достаточной полнотой юридических возможностей для защиты государства от потенциально опасных личностей, было бы вполне законным либо как можно дольше держать Бенсона под арестом, либо подвергнуть его административной высылке. Вместо этого его судили, обвинили в шпионаже и приговорили к каторжным работам. Но даже если Бенсон был предателем (а я готов побиться об заклад, что был), его виновность так и не была продемонстрирована. Дело против Бенсона основывалось исключительно на косвенных доказательствах — так же как и против Мясоедова.

Важное различие, однако, заключается в том, что если косвенные улики против Бенсона были достаточно убедительными, то в отношении Мясоедова они были крайне незначительны, практически отсутствовали. Мясоедов, который был невиновен, отправился на виселицу, а Бенсон, возможно шпион, был наказан гораздо менее жестоко. Конечно, у Бенсона было множество высокопоставленных друзей и покровителей, однако возможно, что неравное наказание имеет в этом случае и иные объяснения.

Поскольку Мясоедов не был немецким агентом, можно выдвинуть пять гипотез, объясняющих то, что с ним произошло. Первая это то, что Мясоедов пал жертвой обстоятельств и совпадений. Второе объяснение краха Сергея Николаевича указывает на романтическую интригу, а третье рисует его «козлом отпущения» в некоем военном или военно-политическом заговоре. Четвертая гипотеза состоит в том, что его, невиновного, ошибочно сочла виновным военная контрразведка. И последняя версия заключается, естественно, в том, что его подставили немцы. Каждая из версий заслуживает отдельного рассмотрения, однако далее мы увидим, что истинными могут оказаться сразу несколько.

Первая гипотеза гласит, что Мясоедов погиб вследствие ряда страшных совпадений и банального невезения. К невезучести Мясоедова можно отнести то, что он охотился с кайзером, служил в приграничной зоне и по своей работе в пароходстве был связан с евреями. Сами по себе эти обстоятельства непримечательны, однако, собранные вместе, да еще при ретроспективном взгляде в разгар войны, они приобретали зловещий оттенок. Показания Мясоедова, данные им в 1907 году в виленском суде в увлечении, под влиянием момента, также оказались проклятьем, ибо навлекли на него пожизненную ненависть полиции и охранки. Дружба Сергея с Сухомлиновым и назначение на должность в Военном министерстве, что в свое время, вероятно, казалось бывшему жандарму подарком судьбы, на самом деле были черной меткой, ибо таким образом он нажил себе врагов среди обойденных по службе адъютантов министра. Вспомним — именно Боткин и Булацель первыми указали Гучкову на Мясоедова, проложив таким образом путь наветам 1912 года. Именно тогдашние подковерные ходы видного октябриста, истинной целью которых был военный министр, придали первым обвинениям Мясоедова в предательстве общенациональный резонанс, что, в свою очередь, объясняет то, почему имя Мясоедова оказалось на слуху у тщеславного подпоручика Колаковского. Колаковский, явно стремившийся преувеличить в глазах следователей из Генерального штаба свой патриотизм, нашел удобное имя, вокруг которого можно было выстроить вымышленную историю о предательстве и саботаже. Не повезло Мясоедову и в том, что он служил на Северо-Западном фронте в составе 10-й армии, то есть именно там, где немцы застали русских врасплох и нанесли им разгромное поражение во время зимних Мазурских боев.