Плащ для Красной Шапочки - Екатерина Неволина

– Я не знаю, папа, – и она заплакала.

Отец поднял ее и прижал к груди, гладя по волосам.

– Не плачь, моя принцесса, – прошептал он. – Все будет хорошо. Вот увидишь.

– Все будет хорошо, – подтвердил и Стас при следующем посещении, правда, он избегал смотреть на Аню, словно это было для него как-то неприятно.

Теперь ей усиленно давали витамины и укрепляющее.

Физические силы возвращались, голова больше не кружилась, зато девушка все чаще думала о сказочном мире. Действительно ли она права, убив Короля? Что, если главное зло сказки – Королева? Знает ли об этом Принц? Конечно, нет. Одна мысль о том, что его можно заподозрить в подлости, вызывала у нее острое неприятие. Принц всегда любил отца, в этом нельзя ошибаться, и не мог знать о коварстве матери. И что же теперь? Что происходит теперь в сказочной стране? Прав ли Охотник, и мир идет к своему концу? Или во дворце воцарились покой и радость?

Ей представлялось, как Принц бесприютно бродит по полупустым залам или подолгу стоит в беседке, увитой розами, вглядываясь в горизонт и ожидая ее появления… Как ей хотелось немедленно перенестись к нему, даже страшно представить, что он не знает, жива ли она вообще, волнуется, ждет.

Но за все эти дни Ане не разу не удалось попасть в сказку. Напрасно она изо всех сил сжимала в руке пластиковую фигурку Красной Шапочки, которую принес ей Стас. Ничего не происходило. Тишина и пустота.

– Вдруг из-за этих лекарств, которые мне здесь колют, я больше не смогу попасть в сказку? – с беспокойством спрашивала у Стаса Аня.

– Мне кажется, – отвечал Стас, избегая ее взгляда, – что приходит время выбирать. Какой мир выбрала бы ты?

Девушка молчала.

– Не стоит принимать поспешных решений, это важный выбор, – продолжал парень.

– Да какой там выбор! – Аня подскочила на своей уже смертельно надоевшей больничной кровати. – Нет у меня никакого выбора, понимаешь! Я просто не могу туда попасть! Ворота закрылись!

Ответ Стаса заставил ее вздрогнуть:

– Может, это к лучшему?

Каждый день к ней приходили родственники – бабушка с дедушкой то с маминой, то с папиной стороны. Приносили полные сумки всяческих вкусностей, которые так и оставались, позабытые, стоять на тумбочке. Папины родные пытались окружить ее заботой, мамины – растормошить.

– Что-то ты совсем как огурец, такая же зеленая, – шутил дедушка, а бабушка только качала головой.

– Ты хочешь решить все сама, – сказала бабушка как-то перед уходом. – И я была такой же, и твоя мама. Наверное, это правильно. Но знай, что мы поддержим тебя в любом случае и, если тебе понадобится выговориться или спросить совета, приходи.

Аня кивнула. Возможно, однажды она придет к бабушке и все-таки поговорит с ней начистоту. Но не сейчас. Сейчас это слишком болезненно, пожалуй, ей стоит немного прийти в себя и, действительно, самой разобраться хотя бы с собственными чувствами и мыслями.

А еще через несколько дней отец отвез Аню домой. В доме что-то изменилось. Девушка поняла это едва переступив порог. Она не могла сказать, в чем именно дело, но странное ощущение тревожило ее, заставляло приглядываться…

В обувном шкафу не было Машиных сапог. Из кухни пропала ее любимая чашка… А еще странная, словно неживая тишина.

– Где Маша? – спросила, наконец, Аня, не в силах молчать.

Отец, как и раньше Стас, отвел взгляд.

– Она уехала. Мы решили расстаться, – ответил он и заспешил: – Вот, я тебе блинчиков напек. Масляные, как ты любишь. Поешь, а то одна кожа да кости, в чем только душа держится?!

Но даже румяные масляные блинчики не вызывали аппетита. Что-то было не так, а в груди болезненно тянуло.

* * *

Он отнес своего Короля на утес возле озера и, положив в пещеру, завалил валунами.

Получилась воистину королевская могила. На самой высокой точке во всем королевстве. Внизу – подернутая кисеей тумана вода, позади – темно-зеленый, с проблесками похожей на седину желтизны шелк леса.

В этом месте, где все начинается и все заканчивается, где мир свивается в тугое кольцо, и лежать настоящему королю.

Закончив с погребением, Охотник отер со лба пот и сел на один из камней, закрывающих вход в королевскую гробницу. Королю можно позавидовать – он обрел покой. Тем, кто выжил, придется труднее.

Можно было не смотреть в сторону белого замка, чтобы убедиться в том, что там полным ходом идет празднование. Они победили, и плоды этой победы не заставят себя ждать. У Королевы остался один-единственный враг, и она сделает все, чтобы его уничтожить. Не силой – сил у нее пока недостаточно. Чары и хитрость – вот привычные для нее методы. С каждый днем она будет все крепнуть, получать большее могущество. С каждым днем все сильнее будет расползаться по королевству ее белая тьма. Белая тьма всегда страшнее черной потому, что вызывает меньше подозрений, а все так же туманит глаза, мешает разглядеть даже очевидные вещи.

– Ты самый отважный и преданный рыцарь, – говорила ему когда-то Королева… Кажется, это было много столетий тому назад. – Почему же ты так печален?

– Благодарю, моя королева, – отвечал тот, кого в те времена еще не называли Охотником. – Разве можно печалиться о чем-то в сиянии вашей доброты и милости?

Она опустила руку на его плечо. Рука ее была легче дыхания ветра и мягче лебединого пуха.

– Скажи мне, если тебе что-то потребуется, и не бойся – твоя королева будет ценить и слушать тебя…

Ее голос был слаще ароматного майского меда, собранного пчелами на лугу, покрытом нежными первоцветами.

– Твой король не ценит тебя, но твоя королева сможет искупить его ошибки…

Ее улыбка была ласковой, как утреннее солнце и многообещающей, как сладостный сон.

– Ты предан мне, о мой славный рыцарь?..

Если бы он только мог на один единственный миг вернуть то время, он бы пронзил мечом ее черное лживое сердце. Но время – словно река – течет, не поворачивает вспять. Она всегда устремляется вперед, за горизонт, обтачивая самые острые и упрямые камни, разбрасывая бриллиантовые брызги, но не иссякая.

Охотник резко поднялся на ноги. Он должен кое-что сделать до того, как на него самого будет объявлена кровавая охота.

Для начала – забрать Агата. Верный конь застоялся в ожидании хозяина.

Наконец-то в доме не было мачехи, но с ее уходом тишина стала просто звенящей. Не помогала ни громкая музыка, ни возмущенно стучащие по батарее соседи.

А вернее всего, дело было вовсе не в мачехе…

Постепенно все произошедшее стало казаться Ане сном. Иногда, просыпаясь среди ночи от кошмара, в котором она бежит по искореженному страшному лесу в поисках выхода и никак не может его найти, девушка в ужасе пыталась сообразить, да были ли те чудесные перемещения? Может, она все же повреждалась рассудком, а в больнице ее слегка привели в порядок?