Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова

Вышло по-другому. Ольга самоотверженнопытается возбудить у мужа аппетит и ободранные куриные части подсовываетАркашке постоянно. И всегда он бледный, просто синий, с огромными синяками подглазами. При этом, вот ведь странность, никогда не болеет. Даже основныедетские инфекции миновали малоежку.

– Кешик! – выкрикнула я с порога. Сынвздрогнул.

– Мать, чего надо?

– Хочу нанять тебя адвокатом.

Аркашка сел на диване, моргая заспаннымиглазами. Я принялась рассказывать про Искандера Даудовича. Кеша не проявилникакого энтузиазма, более того, принялся выискивать поводы для отказа.Понятное дело, кому захочется в жуткую жару сидеть три часа в очереди, а потомпариться вместе с подзащитным в тесной каморке. Но я знала, чем купить его, ипо дороге домой заехала в фирменный салон фирмы “Мерседес”.

– Смотри, какие штучки!

– Что за прелесть! – закричал сынок,мгновенно соскакивая с дивана.

Он принялся самозабвенно разглядыватьсеребристую оплетку на руль из кожи антилопы и такого же цвета чехольчики наподголовники.

– Потрясающие штучки, – бормоталсдвинутый автолюбитель, – таких не видел, где взяла?

– В центре “Мерседес” только одинкомплект и был. Александр Михайлович будет в восторге.

Сынуля резко повернулся.

– Так это полковнику?

– Ну да.

– Мусечка, – заныл сынок, не отрываяжадных глаз от вожделенных прибамбасов, – ну зачем Александру Михайловичу такаякрасота? Да эти штукенции стоят больше, чем вся его “копейка”. В “Жигули”требуется что-нибудь попроще, из кожи “молодого дерматина”. А эта оплеточка ичехольчики только для “Мерседеса”. Отдай мне!

– Ладно, – милостиво согласилась я, –только…

– Хорошо, хорошо, – закивал Аркашкакудлатой головой, – завтра поеду к этому жадному Бекоеву.

Настолько привыкла просыпаться теперь ни светни заря от звонка пейджера, что даже удивилась, когда на следущее утро вызовпоступил только в одиннадцать. Дома никого не было. Отрабатывая восхитительныештучки, Кешка отправился в Бутырку. Маня занималась в лицее. Зайка унеслась винститут. Слышался только сердитый плач близнецов – это няня собирала безобразниковна прогулку.

То ли жара доконала, то ли у Павловских что-топроизошло, но Виолетта разговаривала непривычно сухо.

Дома у них оказался полный сбор – Светка,Валерий, Дима, Марго и Игорь. Меня тут же втолкнули в кабинет к Альберту.Профессор выглядел ужасно: желтое лицо, мешки под глазами. Может, правда болен?Он протянул довольно толстую книжку на французском “Новое в экономическойполитике Франции”, 1998 год издания. Надо же, совершенно свежий том.

– К среде переведете третью, седьмую идевятую главы, – буркнуло светило, не отрываясь от компьютера, на экранекоторого пластилиновый человечек безуспешно искал выход из лабиринта.

Смотрите-ка, играет в “Не верь в худо”. Такойдиск есть у Маняши, и я знаю, как выйти из леса, но ни за что не подскажу. Ктому же у старичка явно поехала крыша. Как можно перевести двести страниц задва дня?

– Боюсь, не успею, – промямлила я.Альберт Владимирович злобно щелкнул мышкой, опять ткнулся в тупик и раздраженнопояснил:

– Вы сюда что приехали делать?

– Диссертацию.

– Значит, надо работать, а не помагазинам шляться за шмотками. Каждый день наряды меняете, скромней следуетбыть. Извольте перевести к среде.

И он отвернулся, всем своим видом даваяпонять, что аудиенция закончена.

Я побрела на кухню. Члены семьи, оживленно переговаривавшиеся,тут же замолкли. Повисла тягостная пауза. Виолетта казалась расстроенной,поэтому отреагировала не сразу.

– Идите, Даша, работайте, сегодня выбольше не нужны.

Они так и молчали, пока я надевала в прихожейбосоножки. Интересно, что случилось, вон какие морды перевернутые.

Жара была такой невыносимой, что, оставиввсякие мысли о расследованиях, я покатила домой. И очень вовремя. Буквальночерез пару минут подъехал Аркашка.

– Ира, налей ванну! – заорал адвокат спорога.

– Так быстро! – удивилась я. – Не попал кБекоеву? – Сегодня народу – никого, – сообщил, отдуваясь, сын, – умные люди подомам сидят, в ванне с холодной водой. Пойду охлажусь малость.

– Расскажи сначала!

– Ну уж нет.

Он зашлепал по коридору, и тут же раздалсянегодующий крик:

– Банди!

Все понятно. Водолюбивый пит залез вприготовленную ванну и блаженствует в водичке. Через пару минут мокрый,отряхивающийся Банди влетел в столовую.

– Ну что, помылся?

Довольный питбуль принялся кататься по ковру.Всем своим видом он демонстрировал полное удовольствие. Сердитый Кешка,вошедший следом, пробурчал:

– Сумасшедший дом, только ваннунаполнили, как туда собака влезла, теперь по воде плавают мелкие черные волосы.Банди линяет.

– За чем дело стало? Налей новую.

– Не могу, воду отключили.

Дом наш стоит в пяти километрах от Кольцевоймагистрали. Выбирали в свое время место очень тщательно. Хотелось одновременножить и в городе, и в деревне. В результате остановились на охраняемом поселкеЛожкино. За глухим кирпичным забором расположено тридцать домов. Летом густаязелень надежно укрывает здание от любопытных глаз. Зимой нас видно оченьхорошо, поэтому уже часа в четыре дня задергиваем плотные гардины.

В воротах дежурит охрана, и посторонних натерриторию поселка не впускают. За четыре года житья в Ложкине познакомилисьтолько с одним соседом – банкиром Сыромятниковым. И то чисто случайно. Егокошка забрела к нам в дом и немедленно была принята в стаю. На шее беглянкиболталась патронка с телефоном. Маня позвонила, и Лев Андреевич пришел за киской.С тех пор вежливо раскланиваемся, сталкиваясь в местном бассейне. Остальныхдаже не знаем, как зовут. Но нас такое положение вещей устраивает.

Недалеко от въезда на территорию возниклонесколько ларьков с нехитрым ассортиментом. Однако местные жители предпочитаютпокупать продукты в городе. Утром мужское население, рассевшись по джипам,дружно разъезжается кто куда. Ближе к полудню отваливает женский состав. ЛетомЛожкино пустеет. Мы живем тут постоянно, за исключением тех месяцев, которыепроводим в Париже.