Верка - Анатолий Изотов

Машины благополучно проехали знакомой дорогой назад, пересекли проспект Народной Республики и остановились в незаметном переулке.

– Отсюда я поеду к себе, – Сергей Владимирович показал на север. – Разрешите мне завтра приехать на виллу, скажем, во второй половине дня. Я предварительно постараюсь позвонить, если не будет нарушена связь.

– Хорошо, – ответила Верка.

– Думаю, нам надо не терять друг друга из виду, – добавил Антал.

– Сейчас бы часик поспать, – с усмешкой ответил Сергей Владимирович…

* * *

Верку также валила с ног усталость. Она представила себе мягкую постель и задремала на сиденье автомобиля. Но лишь закрылись глаза, как жуткие кошмары стали будоражить мозг, – она громко застонала и очнулась. Машина уже стояла во дворе виллы, рядом спал Антал, облокотившись на руль. Верка не стала его тревожить и постаралась уснуть. И это ей удалось. Через два часа она проснулась от холода, Антал уже бодрствовал и даже сказал ей «Доброе утро», хотя часы показывали шестнадцать часов тридцать минут. За окном стоял густой туман, от него тянуло сыростью, и, когда они вышли из машины, тело охватила неприятная дрожь.

Почтовый ящик, куда почтальон регулярно опускал газеты, оказался пустым, из чего было ясно: типографии в этот день не работали. Дома Антал включил радио, по нему передавали сообщение о том, что многие повстанцы откликнулись на призыв правительства сложить оружие, но Верке уже не верилось, что такое возможно. Между тем Антал, не скрывая радости, комментировал речь диктора:

– Представляешь, Верочка, студенты без боя сдали центральный мост через Дунай Ланцхид, освободили радиокомитет, площадь Барош, складывают оружие на захваченных ими заводах и фабриках… Об этом их просил сам Имре Надь, пообещав не привлекать к военно-полевому суду тех, кто это сделает добровольно. И вот видишь, многие его послушали! В восемнадцать часов истекает срок амнистии, надеюсь, к этому времени мы станем свидетелями хороших перемен.

– Я готова разделить твой оптимизм, но то, что мы увидели сегодня, настраивает на грустный лад.

– Да, Имре Надь говорил, что к мирной демонстрации присоединились оголтелые контрреволюционеры. Это неизбежно, когда на ноги поднята вся страна! И отделить сейчас «контру» от искренних сторонников реформ невозможно. Я верю в нашу молодежь. Если студентам не грозят репрессиями, если кровопролитие было случайным или организовано чьими-то злыми силами, если во главе реформ встал их кумир Имре Надь, большинство из них сложит оружие!

– Репрессии будут в любом случае, просто чуть отодвинется время их прихода. И, поверь, в сети попадут в основном не те, что стреляли в солдат госбезопасности и казнили советских воинов, а многие из сторонников искренних реформ.

– Наверно, ты права, но, согласись, в бою погибло бы гораздо больше народа, и среди них – советских ребят.

– Я, наверно, не имею права охлаждать твой оптимизм, я так говорю потому, что лучше тебя знаю пороки людей.

– Я, между прочим, был худшего мнения о Сергее Владимировиче, считая его обычным дипломатом-шпионом. А он оказался смелым и боевым товарищем. Кто этот человек на самом деле?

– Работник советского торгпредства, курирующий надзор за продажей в нашу страну алкогольной продукции Венгрии. Ты разве не знал? – спросила Верка с надеждой поскорее закрыть вопросы на эту тему.

– Конечно, знал, и то, что это твой куратор, но никак не думал о его связи с контингентом ваших войск.

– Он воевал, освобождал Будапешт, наверно, в этом смысле полезен нашей армии.

– Да, Будапешт он знает лучше меня!

– Но ему потребовалась наша помощь, значит, от официальной помощи, как со стороны венгерских, так и советских властей, отказался, а это свидетельствует о его личной инициативе.

– Возможно. Но это настоящий советский офицер, каких я видел во время войны.

– О чем еще говорят по радио?

– Не надо слушать радио, достаточно прислушаться к тому, что раздается с улицы.

Верка вдруг услышала нарастающий гул канонады. Видимо, из-за густого тумана он казался приглушенным, грохот от залпов орудий мягко пружинил о воздух и утопал в какой-то фантастической пучине. Это не были отдельные взрывы или выстрелы, и даже не яростные вспышки боя, – в городе шло крупное сражение. Казалось, со всех сторон Будапешта во всю мощь бьют сотни артиллерийских стволов, снаряды пролетали рядом и разрывались где-то в центре города, их взрывы сливались с выстрелами орудий, гулом моторов, воем сирен пожарных машин, с хлопками крупнокалиберных пулеметов и непрерывными автоматными очередями, напоминавшими барабанную дробь, выбиваемую игрушечными зайчиками. Из окна виллы можно было видеть, как синий туман расцвечивается гирляндами цветных фейерверков и всполохами пожаров. Антал сделал предположение, что огромные пожары бушуют где-то между улицей Ракоци и проспектом Народной Республики, и сказал:

– Ты права, любимая, скорее всего, гражданская война только разгорается.

– Я хочу верить, что это – последний бой!

Верке показалось, что звонит телефон. Она подошла к аппарату, – действительно, от него исходили прерывистые сигналы, и собралась поднять трубку, решив, что звонит Сергей Владимирович, но в последний миг передумала и позвала жестом руки Антала. Он внимательно выслушал, что-то коротко сказал по-венгерски и повесил трубку. Потом обратился к Верке:

– Мне надо срочно прогуляться, я понимаю, что сейчас для этого не самое подходящее время. Но дело не терпит!

– Можно мне пойти с тобой?

– Нет. Я скоро вернусь. Ты не беспокойся, я действительно скоро приду.

Антал быстро оделся, поцеловал подругу и выбежал на улицу.

Оставшись одна, Верка машинально включила радиоприемник «Родина», но вместо привычного голоса московского диктора послышался треск. Она покрутила колесико ручной настройки и вдруг услышала русскую речь, вовсе не похожую на нашу. Нетрудно было догадаться, что это вещала на русском языке какая-то вражеская радиостанция. Говорила женщина о событиях в Венгрии, будто бы вела репортаж с улиц Будапешта. Голос ее казался злым и ехидным. Она «подтвердила» официальную информацию о том, что на призыв Имре Надя сложить оружие до 18 часов 24 октября откликнулась крошечная группа повстанцев, удерживающих какой-то трубный завод на улице Рачаи, да десяток запуганных студентов, из сотни тех, что сутки назад заняли радиокомитет. А сейчас на улицах города идут упорные бои: советские войска и венгерские силы госбезопасности пытаются отбить у повстанцев объекты, захваченные ими накануне. В бою применяются с обеих сторон танки и артиллерия, Будапешт горит. После этих сообщений выступило несколько комментаторов. Один из них пророчил победу венгерского народа, отстаивающего свою свободу и независимость, и неизбежный развал Мировой Социалистической Системы. Второй высказал опасение о полном разрушении Будапешта Советской Армией, а какая-то мадам Бережная указывала венгерскому народу на необходимость обращения в ООН о созыве Совета Безопасности по венгерскому вопросу. Далее мягкий голос сообщил, что Будапешт разбудил провинцию, где готовится восстание. Потом дикторша поведала о том, что в столице Венгрии находятся эмиссары Советского Союза Микоян и Суслов, они настаивают на незамедлительном проведении внеочередного заседания Политбюро Центрального руководства ВПТ, – и оно уже назначено на 25 октября. Затем последовали новые сводки с уличных боев, в которых повстанцы явно одерживали победу, потому что на их сторону перешла регулярная армия Венгрии и отражение советских войск ведется по всем правилам военного искусства…