Ты не заставишь меня - Юлия Гауф

знаю, что время полета пули – короткое мгновение, секунда, доля секунды. Но, клянусь, я видела ее полет как в замедленной съемке. И в какой-то момент решила, что предназначена эта пуля именно мне, что я не успею увернуться, не успею признаться…

Надя прижала ладони к животу, дернулась, и завалилась на грязный, подтаивающий снег. Редкие прохожие начали разбегаться, напуганные негромким из-за глушителя выстрелом. Демьян побледнел, и начал идти к нам.

Ко мне и к Наде. В которую выстрелил. Ради меня. Вернее, ради нашего ребенка.

Или, все же, еще и ради меня?!

Не знаю, как в моей голове умещается все это. Много мыслей, много наблюдений, и все это – лишнее. Надя прохрипела что-то бессвязное, и зашептала:

— К животу… одежду прижми, прижми скорее… двигать нельзя… скорую…

— Алина, как ты? – Демьян скинул пальто, затем свитер и футболку. Вокруг снег, грязные сугробы, зима. И он с голым торсом. Впрочем, пальто он накинул, присел перед Надей, убрал ее руки от раны и прижал свою футболку к ее животу. — Алина, очнись! Иди, и заводи машину.

… он выстрелил в Надю. Не в меня.

— Алина, ты сможешь, – на удивление мягко произнес Демьян, и я смогла выбраться из тихого ужаса от выстрела. Вздрогнула, и встала на ноги. — Иди к машине, нам нужно в больницу. Ты поведешь.

— Она сказала, что ее нельзя двигать.

— Она умрет, если ее не отвезти. Давай же! – повысил Демьян голос, и я пошла к машине сквозь загустевший, мешающий мне двигаться воздух.

Позади раздался шум – как раз когда я дошла до машины и окончательно пришла в себя. Не время поддаваться страху. Не время! Хотя чувствам своим этого не скажешь, и на мгновения передо мной пролетали воспоминания, встревоженные выстрелом.

… как на спине Демьяна расцветает кровавый цветок от пробившей кожу пули.

… как из шеи Волынова хлещет кровь.

… как Демьян целится, и я прощаюсь со своей жизнью, и с жизнью нашего малыша.

— Алина Руслановна! – услышала я выкрик Максима, а следом и Марат:

— Алина. Демьян, ты…

— Хватит! – я обернулась.

Демьян держит Надю на руках, он застыл, не двигается, сейчас он уязвим и безоружен – с раненной, умирающей женщиной, которую нужно бросить, чтобы воспользоваться оружием. А у Максима и Марата в руках оружие, за их спинами еще двое мужчин, имена которых я так и не сумела запомнить.

Где же вы раньше были? Почему не защитили, когда нужно, зато сейчас готовы выстрелить Демьяну в спину?!

— Я цела, скоро вернусь, – отрезала я. — Можете остаться здесь, либо отправьте машину сопровождения. Я не в опасности.

Кивнула Демьяну, открыла заднюю дверь авто, а затем села на водительское кресло. Через пару секунд позади меня сел Демьян, сначала устроив Надю.

Он не рядом, а на заднем сидении – это непривычно. Все это какой-то сюр.

Завела машину, и поехала туда, откуда мы с Демьяном совсем недавно приехали. Прислушалась – полицейских сирен нет, хотя у казино было два или три человека, которые могли помощь позвать.

— Она жива?

— Пока да.

Знаю, нужно помолчать, но не могу.

— Ты не выстрелил в меня, – это не вопрос, это утверждение и прозвучало оно почему-то как обвинение. — Ты в Надю выстрелил.

— Выстрелил, и она умирает.

— Она хотела меня убить. Она…

— Она больна, – сквозь зубы произнес Демьян. — Раз пошла на такое – она больна.

Прозвучало это с горечью. И эта горечь с моей столкнулась. Надя дорога Демьяну, он не убивается, не плачет, говорит, что она на грани, но я чувствую, что ему тяжело.

Она… да, пожалуй, больна, раз пошла на убийство. Как и я. Как и сам Демьян. Все мы больны, но к Наде я относиться лучше не стану только потому, что она чокнутая. Она на нас с ребенком покушалась!

— Значит, ты и правда беременна. Так?

— Да. Мы приехали, – притормозила почти у крыльца, заезжая на тротуар перед больницей, и Демьян выскочил из машины.

Следом все закрутилось. Курящая у входа в больницу девушка бросила сигарету, вбежала в больницу, и в холле нас уже встречали с носилками. Демьян что-то торопливо объяснял медикам, мы вместе шли по коридору. Я не стала уходить, хотя могла развернуться, сесть в машину и уехать.

Вместо этого я плелась позади врачей, везущих Надю. Позади Демьяна. Просто шла следом. Сейчас не время, но нам нужно поговорить.

Поговорить про ребенка, и… Надя что-то важное говорила, упрекая меня. Что-то, что я упустила, что-то неимоверно жестокое и то, что я должна вспомнить.

Перед нами закрылись двери, дальше нас не пустили. Только врачей и Надю, истекающую кровью. А я все вспоминала, что же она сказала. Я должна вспомнить, обязана!

— Кто отец ребенка? Марат или я? Какой срок?

«Ты должен покончить с этой семьей. Они все у тебя отобрали. Ее отец лишил жизни твоих родителей» – прозвучало в моей голове голосом Нади.

Я в ужасе подняла на Демьяна глаза. Вгляделась в него, вспоминая, как он рассказывал про убитых родителей, про детство в детдоме. Он мало говорил об этом, очень скупо, но я хорошо это запомнила.

Значит, отец. Мой папа. Убил семью Демьяна. Мой. Отец.

Верю ли я в это? К сожалению, да. Безоговорочно верю.

— Алина, отец – я?

— Мой папа убил твою семью? – прошептала я, не ответив на вопрос Демьяна. — Надя правду сказала?

— Да, по его распоряжению. Ребенок мой?

— Твой. Конечно, он твой, – растерянно ответила я, и вскинулась – как Демьян может думать, что я забеременела от Марата?! — Если хочешь, можем сдать анализы, Демьян, я не против. Ребенок от тебя!

Лицо Демьяна неуловимо изменилось. Я так и не поняла – смягчилось ли оно, или наоборот. Он обхватил меня за плечи, и заставил отойти к стене. Прикоснулся, заправил выбившуюся прядь волос за ухо, и приподнял мое лицо за подбородок.

Сердце гулко забилось в грудную клетку. Может… может, все же, есть крохотный шанс на то, с чем я успела мысленно попрощаться? На счастье?

— Ты веришь?

— В то, что ребенок от меня? Да, в это я верю. Ты ранена, – Демьян прикоснулся к моей шее, и я вспомнила, а затем и почувствовала легкую боль от неглубокого разреза скальпелем. — Сейчас