Тигр на завтрак - М. Писель

Ингер ушла, чтобы заняться неотложными делами и передать категорическое требование мужа хотя бы временно выпустить его из тюрьмы. Борис часами сидел на койке, уставившись на ладони, или мерил шагами свою узницу, пытаясь осознать все происшедшее.

В его голове проходила череда прошлых лет. Вспомнился тот день, когда на заре они с матерью и братьями готовились оставить свой старый дом в Одессе, но неожиданно на их улице появились большевистские солдаты, и побег стал невозможен. Какую храбрость проявляла их мать, когда она повела семью обратно в дом, ничем не выказав страха и разочарования, переполнявших ее. А потом настал тот день, когда мать помогла ему поспешно собраться, когда он в последний раз покидал Одессу и Советский Союз, направляясь в Берлин.

Как мало времени он провел с ней в последующие годы, а теперь, перед ее кончиной, он даже не смог посидеть рядом с ней, чтобы выказать свою любовь и благодарность.

А нудные, тоскливые дни тянулись так долго. К его заботам прибавилось и состояние здоровья. Ему было необходимо подлечиться. Приходил врач, который осмотрел Бориса, сделал ему укол и ушел. На следующий день появился другой врач, который также провел осмотр, сделал укол и исчез. Когда эта процедура повторилась в третий раз, Борис, страдавший к тому времени от сильных болей, написал гневное письмо, указав, что скорее умрет в тюрьме, чем будет служить подушечкой для игл.

И так страдания его продолжались. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным и не имел представления, сколько времени все это может продолжаться. Единственным развлечением для него была ежедневная прогулка в парке у полицейской штаб-квартиры, который был разбит за пятьдесят лет до этого по проекту какого-то европейского проектировщика, — несомненно, приглашенного из-за рубежа.

Каждый раз, когда Борис проходил мимо стражника, стоявшего на часах у главных дворцовых ворот, тот по привычке вставал по стойке «смирно». Не имея других развлечений, Борис ходил взад-вперед мимо ворот, давая возможность караульному попрактиковаться в этой операции десять, двадцать, тридцать раз подряд.

На следующий день после того, как Борис отправил гневное письмо, к нему с извинениями явился озабоченный шеф полиции. Он проникся сочувствием к бедам Бориса и заявил, что его необходимо немедленно перевести в больницу, расположенную в центре города, недалеко от отеля Ройэл.

Борис с радостью воспринял эту перемену, и его на джипе доставили в Катманду, что немало позабавило заключенного, т. к. бензин в этих краях стоил около пяти рупий за литр, поскольку горючее, как и автомашины и все иные современные новшества завозили туда самолетами или на горбу носильщиков.

В больнице было всего четыре общих палаты, поэтому в распоряжение Бориса отдали небольшую открытую террасу на первом этаже. Теперь он мог проводить время гораздо приятнее, т. к. друзьям было проще приходить сюда.

Единственным недостатком новой «кутузки» было то, что по ночам здесь стоял невыносимый шум. Дело в том, что улицы Катманду кишели и до сих пор кишат бродячими собаками, и по неведомой причине песий мир избрал участок, окружавший террасу, на которой расположился Борис, в качестве любимого места для собачьих свадеб, завываний и склок в борьбе за больничные отбросы.

Борис был вынужден попросить у своего стражника рогатку, с помощью которой ему удалось очистить двор от докучливых дворняг. Никто не мог понять, почему Бориса держат в заключении. По существу, он стал жертвой в той ситуации, когда в стране не было юридических оснований для того, чтобы судить его, и в то же время не было официального канала для его вызволения.

Наконец, к нему явился секретарь короля и любезно объяснил, что поскольку в Непале судебно-правовая система еще не реформирована, а, как Борису известно, он пользуется в стране всеобщей популярностью, то для освобождения ему следует всего лишь написать королю письмо с извинениями и просьбой о помиловании. К этому времени Борис провел в заточении уже два с половиной месяца. Мысль о том, что он должен писать унизительное письмо, бесила его. Больше всего он был возмущен тем фактом, что, несмотря на беззаконие, связанное с его заключением под стражу, ему не дали возможности попрощаться с матерью, лежавшей на смертном одре.

В конце концов, этому должен был быть положен конец, и потому Борис согласился подписать письмо, если секретарь короля соизволит написать его. Как только это было сделано, беднягу тут же отпустили на свободу. Вскоре король дал ему аудиенцию и выразил надежду, что у Бориса не осталось «неприятного осадка» от происшедшего эпизода.

Тяжелое испытание, перенесенное Борисом, послужило еще большему росту его популярности в Катманду. Через месяц после освобождения его пригласили в форин офис и попросили взяться за организацию торжеств по случаю предстоявшей коронации нового правителя Непала короля Махендры. Вкусив тюремной похлебки от правительства Его Величества, теперь Борис должен был разбиться в лепешку, чтобы послужить королю. Он принял решение сделать все от него зависящее, чтобы коронация стала запоминающимся торжеством.

А тем временем в стране происходили ощутимые перемены. Вскоре ожидалось окончание строительства новой дороги, связавшей столицу с Индией. После тяжелых дней, проведенных в заключении, Борис снова стал посещать многочисленные вечеринки и приемы. Теперь они с Ингер получали больше приглашений, чем когда-либо раньше.

Борис говорит, что никогда не забудет утонченных приемов, устраивавшихся членами семейства Рана, в особенности по случаю свадеб. На банкетах можно было наблюдать все вековое великолепие Востока, которое давно кануло в Лету в других странах Азии. Генералы клана Рана являлись в своих шлемах, украшенных жемчугом, изумрудами и бриллиантами, мерцавшими и сверкавшими при свете свечей. Генералы и офицеры приходили на эти вечера, облаченные в превосходную парадную форму, не уступавшую по блеску и элегантности впечатляющей церемониальной форме британского посла.

В особенности сказочными были приемы у фельдмаршала Кайсера. В огромной бальной зале его дворца имелись шикарные буфеты и бары, в которых можно было сделать выбор из двадцати сортов вин бордо разной выдержки и из такого же числа бургундского всех сортов, которые выпускались за последние двадцать лет. Многие из них нельзя было разыскать даже в Европе. Имелось также десять видов крепких алкогольных напитков, которые были призваны содействовать перевариванию пятидесяти различных блюд. Гостям подавали такой роскошный ужин, каким не погнушался бы и сам Гаргантюа.

Несмотря на довольно безвкусный архитектурный стиль дворцов семейства Рана, который Борис называл «барокко Катманду», приемы, устраивавшиеся в них, отличались великолепием, напоминавшим европейские дворы давних времен.

Появление короля, его сестры и братьев всегда сопровождалось шушуканьем и воцарением тишины. Челядь отвешивала земные поклоны, а собравшиеся гости отдавали дань уважения соответственно своему положению.

В зимние вечера, когда, идя на один из многочисленных приемов, Ингер облачалась в длинное вечернее платье, она не забывала надевать длинную шерстяную поддевку, т. к. отопление просторных резиденций семейства Рана оставляло желать лучшего.