Сталтех - Андрей Ливадный

И опять — Драгомиров на несколько лет как будто перестал существовать — ни одного документа, касающегося его экспериментов, мы не обнаружили, но зато в восьмидесятом году прошлого столетия многие оборонные предприятия получили весьма необычный государственный заказ на различные комплектующие, которые мы не смогли взаимосвязать ни с одним реально существовавшим в те годы изделием или промышленным устройством. Отслеживая пути поставок, мы снова обнаружили упоминание о проекте «Тоннель». Некоторые заявки на особо сложные узлы или детали были подписаны лично Геннадием Сергеевичем Драгомировым. Стало понятно: его опыты в рамках небольшой лаборатории удались, и теперь он приступал к реализации масштабного проекта, работы по которому велись в лучших традициях «холодной войны» — перед группой ученых и инженеров поставили техническую задачу, указали жесткие сроки ее реализации, а на исполнение выделили астрономические по тем временам суммы. Кроме щедрого финансирования, Драгомирову отдали огромные промышленные ресурсы, в том числе — мощности атомной станции.

— В чем заключался смысл проекта?

— Драгомиров пытался создать рабочий образец пробойника метрики пространства. Так называемую «тоннельную установку».

— Зачем? Где область ее практического применения?

— Как ни печально, но цель создания установки далека от мирных исследований. Мы в конечном итоге распутали весь клубок тех страшных событий. Чтобы понять смысл проекта «Тоннель», нужно вспомнить, что Советский Союз уже находился на грани экономического краха. — Шепетов сделал глоток воды. — У СССР в середине восьмидесятых оставался только один шанс удержать позиции мирового лидерства, сохранив при этом существующий коммунистический строй, — требовалось прекратить изматывающую гонку вооружений, совершить некий технологический прорыв, позволяющий трансформировать затянувшуюся «холодную войну» в войну горячую. Третья мировая — вот что могло бы спасти Советский Союз, но ядерный паритет не оставлял шансов для нанесения эффективного победоносного удара.

В той ситуации случайно сделанное наблюдение и его научное обоснование, дающее надежду на создание установки, способной мгновенно перемещать предметы, а быть может — людей и технику на огромные расстояния, рассматривалось как шанс, упустить который военное руководство страны в складывающейся ситуации попросту не могло.

Каждый, кто хотел сохранить существующий строй, упрочить свою власть, не колебался в принятии решений.

Установку для пробного запуска начали возводить неподалеку от атомной станции. О сверхсекретном комплексе не знал никто, даже сотрудники АЭС не подозревали о существовании бункера и связанного с ним машинного зала.

По замыслу первое включение должно было связать каналами внепространственной транспортировки отправную точку, расположенную в бункере, на территории современной Пустоши, с четырьмя специально оборудованными приемными площадками, размещенными на удалении от нескольких сот до тысячи километров от генератора. В силу высочайшей секретности проекта, точки приема спроектировали на территории режимных объектов. Строящаяся Крымская АЭС, институт имени Курчатова, одно из зданий Новосибирского Академгородка и атомная станция в Сосновом Бору — вот четыре приемные площадки, куда через пробой метрики пространства должны были попасть экспериментальные образцы — муляжи вооружений и техники весом от килограмма до тонны.

Конечная цель запланированной серии испытаний была сугубо практической. Доказав теорию, подтвердив ее на практике, военные получали решающее преимущество в грядущем, уже спланированном ими глобальном конфликте. Перемещая предметы при помощи тоннельной установки, научившись контролировать процесс, точно калибровать генератор, Вооруженные силы Советского Союза получали уникальное оружие превентивного удара. Обыкновенные не ядерные заряды, посланные через локальные пробои метрики, были способны уничтожить все известные пусковые точки противника, обезоружить его.

В тот момент никто не задумался над тем, что принесет подобное испытание Земле. Никого не волновало, что возникший пробой метрики пространства способен исказить гравитационное поле планеты, привести к колоссальным катастрофам, потрясти весь земной шар.

— Но, как я понимаю, эксперимент Драгомирова завершился локальной катастрофой на атомной станции?

— Да, — ответил Шепетов. — Мы предполагаем, что он вызвал перегрузку реактора, а это повлекло за собой известные события. Чудовищный провал стоил Драгомирову жизни. Опасаясь, что истинные причины техногенной катастрофы выплывут на свет, всю документацию по проекту тщательно уничтожили.

— Выходит — не всю? — мрачно предположил Хантер.

* * *

Шепетов вновь потянулся к стакану с водой.

— Сын профессора Драгомирова в 1986 году находился в Восточном Берлине, — сделав несколько глотков, продолжил генерал. — Он работал в одном из институтов ГДР и не подозревал, что хранит чудовищную тайну. Накануне трагических событий Руслан получил некий пакет от отца, переданный через знакомого сотрудника посольства. После катастрофы на атомной станции его почему-то не отозвали на родину, а через три года пала Берлинская стена, затем в 1991-м перестал существовать Советский Союз, многие тайны тогда оказались погребены под обломками великой социалистической державы. В лихих девяностых теряется след немногих выживших при испытаниях тоннельной установки. — Шепетов продолжал излагать события так, словно сам являлся их свидетелем. — Почти на двадцать лет из поля зрения исчезает Сливко, Драгомиров живет в Германии, занимается биокибернетикой, затем в 2010 году, когда мировой финансовый кризис начинает отступать, он открывает собственный бизнес: сначала частную клинику, где успешно проводит имплантации протезов, сращивая чипы, управляющие движением искусственных конечностей, с нервной системой человека. На всех имплантах он ставит клеймо «DRG», — начертанные на латинице начальные буквы своих фамилии, имени и отчества. Добившись впечатляющих результатов, получив известность, заработав достаточно денег, Драгомиров основывает центр биокибернетических технологий, коммерческим логотипом которого становятся все те же три буквы.

Хантер встал, нервно прошелся по узкому пространству информатория, затем, вернувшись к столу, молча налил себе и генералу водки.

— Что дальше? Какова судьба документов?

— Драгомиров хранил их в домашнем архиве. Истинного значения и ценности бумаг отца он не представлял. Относился к ним как к реликвии, пока по прошествии полувека ему не нанес визит профессор Сливко. Мы пока не знаем подробностей встречи, но ее факт удалось установить благодаря системам наблюдения и безопасности, внедренным сейчас повсеместно. Господин Сливко встречался с Русланом Геннадиевичем Драгомировым 23 апреля 2040-го, после чего спустя год научный мир узнал о теории гиперточки!

Нужно сказать, что фундаментальный труд Сливко не получил должного признания. Проще говоря, к теории не отнеслись серьезно, зачислив ее в разряд смелых околонаучных гипотез, что больно ударило по самолюбию пожилого профессора, рассчитывавшего как минимум на Нобелевскую премию.