Медиавирус - Николай Трой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, почему люди по ночам спят?
– Это природно?
– Это верно для животных. Человек же давно достиг того уровня, чтобы влиять на окружающий мир и выстраивать собственное существование в соответствии с нужным вектором. Любое природное, как вы выразились, неудобство легко преодолевается: спать можно в темной комнате даже в самый яркий день; ночная тьма легко компенсируется освещением и специальными приборами…
Данил перебил:
– Так почему же человек все-таки спит по ночам, а не днем?
– Чтобы не разрушать свою веру.
– Веру? Надеюсь, не религию?
– Почему у атеиста такое отношение к религии? Разве ему не все равно?
– Я считаю, что любая вера достойна того, чтобы иметь право на существование. Но если она вмешивается в дела людей и общества – она должна быть уничтожена!
– Религия – это не просто фанатизм. Это тоже идея. Когда-то была. Но я говорю о вере в свою исключительность, о вере в доброту и счастье.
– Не понимаю, – сказал Данил честно.
То ли от разговора, то ли от морской свежести, но холод проник внутрь. Теперь Данила стало трясти, он даже обхватил себя руками, надеясь, что дрожь не передастся голосу.
– Попробуйте поздно ночью выйти на улицу, особенно после дождя, – пояснил собеседник с грустью. – Вы поймете. Запах испаряющейся влаги с асфальта, к которому примешиваются смрад из мусорных контейнеров и запах сырой земли; жирные тени во тьме, пугающие звуки и, когда все спят, – необычайно острое осознание пустоты, собственной отчужденности и брошенности. Это правда жизни. Она в том, что мы всегда одиноки, что никому не нужны. Сама природа космоса такова, что мы просто мешаем Великой Пустоте. Она старается нас поглотить, а мы барахтаемся. В этом и заключается смысл человеческой жизни – заполнить пустоту. Иначе она пожрет нас.
– Это все очень занимательно… – начал было Данил.
И опять замолчал.
Не зря, ох не зря рассуждает Самурай об экзистенциальных кризисах.
– По-вашему, именно такие цели преследует Аннигилятор? Он пытается заглушить Великую Пустоту? Оставить свой Слепок на стене истории тем, что уничтожит Internet Hate Machine и все ее планы?!
– Мы одинаково мыслим, Neo Dolphin. Именно что «слепок». Только, боюсь, это все, чем я могу помочь.
«Негусто, – едва не брякнул Neo Dolphin. – Каша из футурологии и восточных суеверий… хорошенькая помощь…»
Он помолчал, но Самурай не счел нужным развивать тему. И Данил сказал со вздохом:
– Ладно, спасибо за помощь. Но вернемся к «Слепкам» – записывайте координаты. Если Аннигилятор добьется своего, вы знаете, что делать…
Япония, подземелья Токио, Картонная крепость
Ужас наполнил душу. Даля никогда раньше не испытывала подобного. Натуральное безумие. Оно кипело внутри, овладевало полностью, не давая надежды. Невероятно обострившийся от грядущего материнства инстинкт самосохранения требовал бежать, словно дикое животное в лесном пожаре. Парализованное страхом сознание из последних сил пыталось противостоять порыву, но Даля не представляла, где может быть безопасно. И от этого было еще хуже.
Дикарь, судя по всему, не понял, что с ней происходит, но инстинктивно обхватил за плечи, прижал к груди.
– Не волнуйся, – прогудел он. – Возможно, это ошибка. Такое бывает.
Несмотря на то что пахло от пузатого хакера не очень хорошо, после целого дня беготни по городу, Даля уткнулась лицом в его футболку, промокнула слезы. Кажется, это все-таки из-за беременности, организм щадил нервную систему, давая мгновенный выход эмоциям. Правда, это знание помогло мало. От мысли, что их окружили жестокие люди, пришедшие, чтобы совершить зло, слезы текли вдвое сильнее.
Даля не сразу сообразила, что они куда-то идут. Точнее – ее ведут. Оторвав лицо от футболки хакера, она увидела, что они вернулись в центр Картонной крепости. Только поселок из упаковочных отходов уже не походил на то кладбище, что они увидели впервые.
Постепенно стиралась из глаз первая растерянность, и живые «мертвецы» подтягивались к женщине-хиппи. Даля заметила в толпе еще не старых мужчин, но уже двигающихся словно дряхлые старики; редкие женщины внешне отличались от них мало, но все же хотя бы передвигались без тростей. Молодых здесь вообще не было. Возможно, люди до сорока сохраняли силы бороться, а возможно, что просто не имели опыта вовремя оценить действительный градус опасности и гибли, так и не добравшись до Крепости.
Один из жителей проскрипел по-английски:
– Мартида, что происходит?
Женщина нашла его взглядом, ее глаза сузились. В голосе прозвенела сталь:
– Сработали охранные системы. Ближайшие подступы к Картонной крепости перекрыты. Мы насчитали десять человек. Все вооружены.
– Они идут к нам?
Теперь на лице Мартиды появилась хищная улыбка.
– Это будет не так-то просто сделать, – посулила она. – Но сначала нам нужно выяснить кое-какие подробности.
Женщина обернулась к гостям, спросила жестко:
– Дикарь, Таро-кун сказал, что вас ищут опасные люди. Кто еще знал, что вы отправитесь сюда?
Даля покосилась на хакера, тот воскликнул с обидой:
– Никто не знал!
– Телефоны?
– Мы без них, – понял Дикарь. – Все уничтожено: гугл-очки, смартфоны, GPS-кулоны.
На лицо Мартиды наползла туча.
– Тогда как они вас выследили?
Дикарь и Даля переглянулись. Хакер спросил:
– А где Таро-кун?
Лед в голосе Мартиды сообщил, что она думает о намеке Дикаря:
– Я отправила его назад в город. Мальчик и так изрядно постарался.
Хакер отвел взгляд, а Мартида приказала:
– Хорошо, давайте разбираться. Адольф! Подготовь сканирование, нам нужны глаза.
Один их хакеров быстро исчез в лабиринтах Картонной крепости. Двое других поднесли пластиковые ящики, стали раздавать собравшимся упакованные в полиэтиленовые пакеты гаджеты. Даля узнала в них очки дополненной реальности.
Япония, Токио
Волошин не чувствовал какого-то особенного трепета, нетерпения или…
Нет.
Правильнее будет сказать так: он вообще ничего не чувствовал.
Спокойствие. Решительность. Собранность.
Качества идеального воина, современного гладиатора. «Идущие на смерть приветствуют тебя!» С единственным исключением – он не шел на смерть. Нет. Он шел убивать. Может быть, еще что-нибудь. Жечь, например. Грабить – точно. Насиловать – по желанию. Но не умирать. Хватит. Наумирался уже. Все-таки, когда вся шкура исчерчена шрамами, умирать – не к лицу.