Собачья служба. Истории израильского военного кинолога - Иван Гончаренко

Кроме того, так мы лучше узнавали своих подчиненных, лучше понимали их поступки. Ведь родители показывали нам семейные фотографии, рассказывали о своем ребенке. После таких визитов мы еще сильнее осознавали, с каким нетерпением наших подчиненных ждут дома, и еще больше понимали ту ответственность, которая на нас лежит.

Если в результате посещения семьи солдата мы видели, что у него все в порядке, нет проблем с родителями, с девушкой, финансами, то понимали, что голова у него будет легкая и свободная для восприятия того, что ему дается на кинологическом курсе. А значит, он будет лучше служить, и мы совместно добьемся того результата, которого ожидаем.

Но все же были военнослужащие, которые в силу различных причин не соответствовали требованиям, предъявляемым для службы в Окец. Таких необходимо было отчислять. И это не было результатом какой-то одной большой ошибки. Все мы люди и можем где-то споткнуться. Это была целая цепь мелких ошибок. Впрочем, в спецподразделении любая мелочь может стоить жизни: солдат забыл автомат, попытался обмануть офицера, его не уважают товарищи в силу различных причин, он ленится на занятиях, не хочет выкладываться. Омри, я и офицеры каждый вечер собирались и обсуждали каждого своего подопечного. И если рядовому на сон оставалось шесть часов и он считал, что это очень мало, то нас армия щедро одаривала четырьмя часами сна. Но зато мы уверенно держали руку на пульсе всего подразделения. И если попадался такой солдат, у которого следовала ошибка за ошибкой, мы понимали, что так больше продолжаться не может, и с ним хочешь не хочешь, а надо прощаться.

Помню, через два месяца после того, как я и Омри начали обучать своих подопечных, мы пришли в кабинет к командиру части — полковнику Йоав — и положили перед ним на стол листок бумаги. На нем было написано имя одного из солдат и перечень того, что он сделал неправильно за два месяца. Забыл оружие, сказал неправду, ленился. Кроме того, приводились нелицеприятные слова о нем его друзей-сослуживцев.

— Мы считаем, что он не должен продолжать курс и должен быть отчислен из Окец, — сказал я.

Полковник прочитал и спросил:

— Вы действительно считаете, что мы ничего не можем сделать? Вы действительно считаете, что мы не сможем превратить его в полноценного бойца?

Мы с Омри переглянулись. Тон полковника не предвещал ничего хорошего. И все же мой друг уверенно сказал:

— Да, мы уверены, что с ним ничего сделать нельзя. И он не может служить в нашем подразделении.

В кабинете повисла напряженная предгрозовая тишина. И гроза не заставила себя ждать. Йоав еще раз взглянул на лист, неожиданно скомкал его и бросил на пол.

— Послушайте, — вспылил полковник, и в его голосе зазвенели командирские нотки, — зачем вы мне написали всю эту гадость? Я вас не спрашиваю, кто он такой сегодня! Единственное, что я хочу спросить, — где ВЫ были все эти два месяца, когда этот солдат падал?! Он прошел курс молодого бойца. Потом он выдержал курс спецподготовки уже на нашей базе Миткан Адам. А затем он попал к вам. И теперь вы пишете, какие ошибки он совершил. Так где вы были?! Вы командиры! И ваша цель — сделать так, чтобы ни один солдат не упал! А здесь налицо два месяца свободного падения. И вместо того, чтобы как-то исправить ситуацию, вы приходите и говорите, что его нужно убрать. Еще раз спрашиваю: где вы были, когда он падал!?

Я почувствовал, как краска заливает мое лицо.

— Вы дадите ему еще месяц шанса, — закончил командир части тоном, не терпящим возражений.

Мы ответили:

— Да.

Сразу скажу, что за этот месяц ничего не изменилось. Солдат продолжал совершать непростительные ошибки, а мы изо всех сил пытались ему помочь. Вселить в него уверенность в себе. И словом, и делом пытались показать, что мы с ним и очень хотим, чтобы он остался в подразделении. Но все наши усилия не увенчались успехом, и с этим парнем нам пришлось расстаться. Но мы с чистой совестью могли сказать, что сделали все, что могли. Нам не пришлось признать собственную несостоятельность в умении работать с бойцом.

С тех пор у меня появился новый взгляд на многие жизненные проблемы. И такой подход к проблемам касается ответственности не только за другого человека, но и за самого себя. Не спрашивай, почему ты падаешь, почему у тебя сейчас положение оставляет желать лучшего. Не спрашивай, почему у тебя на работе все не ладится, почему у тебя нет денег. А где ты был все это время, пока двигался к такому положению?! Уверен, что такой подход полезен всем. Нужно спрашивать себя каждый день, а все ли ты сделал, чтобы через неделю, месяц, а может, годы не сказать в отчаянии: «Все у меня не так!»

Это был первый и единственный военнослужащий на кинологическом курсе, которого мы отчислили из подразделения. Все остальные стали полноценными бойцами, а некоторые даже получили государственные награды, остановив террористов, проникших на территорию Израиля. Мы с Омри очень гордимся, что подготовили таких бойцов. А этот единственный солдат, который не прошел, останется для нас темным пятном, потому что именно мы были ответственны за то, чтобы превратить его в настоящего бойца Окец, но не справились с задачей. Как ни крути, а это было наше упущение.

Когда я стал командиром, то значительно реже ездил домой на шаббат. Я оставался в шаббат на базе из-за наказаний, накладываемых на других солдат. Ведь надо же было кому-то за ними присматривать, проводить небольшие тренировки, чтобы зря времени не терять, следить, чтобы все было в полном порядке с собаками. Омри, другой командир, или же я поочередно вынуждены были проводить субботы на базе. Такое времяпрепровождение было довольно скучным. Шаббат — это всегда отдых, даже на военной базе и даже для провинившегося военнослужащего. Запрещено проводить какие-либо большие тренировки или другие занятия. Человек должен в шаббат отдыхать и делать, что ему захочется.

Тут важно отметить, что, надев форму, солдат не перестает оставаться обычным молодым человеком со своими интересами и увлечениями. Он, как и все, читает новости, получает извне какую-то другую информацию, что-то изучает. Кстати, если кто-либо в чем-то смог преуспеть до службы, то в армии это обязательно учитывают. Например, спортсменов определяют служить поближе к дому, чтобы было больше времени на тренировки по приезде домой, вокалистов направляют на службу в армейский хор. У нас был парень, который судил футбольные матчи и достиг в этом высоких результатов. Он часто подходил к нам с Омри, чтобы отпроситься домой и судить какой-то матч, который позволял ему достигнуть следующей ступени в его футбольной карьере. И мы не могли ему отказать.

Кстати, если у призывника имеются в семье материальные проблемы и он заявляет о них, то назначается специальная комиссия, которая это проверяет. Если факт подтверждается, то такого человека не отправляют служить в боевые части и чаще отпускают домой, чтобы он имел возможность подработать и помочь своей семье. Командование ЦАХАЛ отлично понимает, что после того, как человек надевает военную форму, он не теряет ни интересы, ни увлечения, ни, к сожалению, имеющиеся проблемы. Однажды, в одну из редких свободных суббот, мой хороший друг Ли, который давно занимался танцами, предложил съездить с ним на конференцию по сальсе в Эйлат, самый южный город Израиля. Он расположен на берегу Красного моря, и его, хоть и с некоторой натяжкой, можно назвать израильским Лас-Вегасом. С натяжкой, потому что в нем нет казино (в стране они запрещены), зато других увеселительных заведений и отелей предостаточно.